Я ощупал живот покойницы. Как и ожидалось, пальцы мои почувствовали очертания твердых предметов. К счастью я не привык торопиться и всегда осторожен. Боюсь, если бы ключ доставали импульсивный Толстяк или азартный Паньцзы, то они были бы уже мертвы, потому что не успели бы вовремя заметить ловушку. Холодок пробежал по моей спине при мыслях обо всех этих приспособлениях, созданных специально для уничтожения расхитителей гробниц.
Золотую нить на ключе если и можно было немного потянуть, то вот дергать было нельзя, поэтому я ухватил ее ногтями и оборвал, вытащил ключ и вставил его в замочную скважину, чтобы понять подойдет или нет. Но.. не знаю, было в этой шкатулке что-то странное — вполне может быть, что там еще одна ловушка. Я решил пусть пока останется закрытой.
В это мгновение я заметил, что тело прекрасной покойницы стало меняться. Я ужаснулся, когда ее лицо сморщилось, как засохший апельсин, а шея съежилась. За несколько секунд красавица превратилась в отвратительный труп. Я только вздрогнул, когда отломились ее сгнившие руки, а иссохшее тело упало на нефритовую плиту, продолжая съеживаться.
Я был в шоке. Наверно, самоцветы на этом ключе действительно обладали каким-то бальзамирующим действием. Но думать об этом не хотелось. Я убрал всю свою добычу в сумку, решив, что не стоит здесь долго находиться, и направился к Толстяку, чтобы унести его отсюда.
Ему здорово от меня досталось. Я несколько раз похлопал его по плечу, но он продолжал лежать без движения. Не могу же я тут бесконечно тормошить его! Я потряс его за руку и прикрикнул:
— Вставай!
Но реакции не было. Тогда я присел на корточки и взвалил его себе на спину. Толстяк был таким тяжелым, что у меня от напряжения чуть кровь горлом не пошла. Я мысленно покачал головой и пошел прочь, на каждом шагу недобрым словом поминая его предков.
К счастью, каменная тропа была короткой. Я быстро дошел до середины, где лианы уже не закрывали обзор, и увидел скалу с уступами. Третьего дяди и Паньцзы там не было, похоже, пошли искать спуск. Мне показалось, что лучше было бы вернуться и поискать другую дорогу. Я дошел до жертвенного алтаря в конце каменного коридора, положил на него и хотел передохнуть, но увидел, как третий дядя появился из ближайшего к земле прохода в скале.
Дядя очень хорошо знаком с принципами Цимень Дуньцзя[75]
, для него легко найти выход из этого лабиринта. Я испугался, что он меня не увидит, поэтому замахал руками и крикнул:— Дядя, я тут!
Третий дядя, заметив меня, хотел улыбнуться, но тут выражение его лица изменилось, он показал мне за спину, и я обернулся. Толстяк уже не лежал, а сидел. А сзади, опираясь на его спину, стоял этот труп — лисья жертва, и холодно смотрел на меня.
Глава 23. Гроб и саркофаг
Мой взгляд тут же прикипел к нему, я снова не мог отвести глаз. Но, не знаю, может дело было в съеденной чешуйке с пояса — хоть я и не мог отвернуться, но галлюцинаций не было. В глазах помутилось, но думал я очень ясно и трезво.
Сквозь туман я слышал голос третьего дяди и других, кто вместе с ним бросился ко мне на помощь, и выругался про себя — они не испытали магию лисьей жертвы, не знают его силы, подходят неосторожно, а значит обязательно что-нибудь случится. Я хотел предупредить, но, казалось, в горле застрял ком, я лишь открывал рот, не издавая ни звука. От напряженных попыток выдавить хотя бы шепот, вены на висках надулись так, что, казалось, они вот-вот лопнут.
Вдруг меня осенило — я же все еще могу немного двигать руками! И тут же обеими изобразил будто стреляю из пистолета в голову лисьей жертвы. Я без остановки повторял и повторял этот жест, а про себя просто кричал: «Паньцзы, ну в этот раз ты должен соображать быстрей! Если не поймешь, что я показываю, значит, можешь идти на хрен!».
Я все нажимал и нажимал на воображаемый курок, когда сзади раздался выстрел — и голова жертвы зеленоглазой лисы разлетелась прямо у меня на глазах, забрызгав мне лицо зловонной жижей, которая забила ноздри и рот. Вкус был отвратительнее, чем, наверно, дерьмо: блевал я долго, меня едва не вывернуло совсем наизнанку. Краем глаза я видел, как Паньцзы, прикрывая рану одной рукой, показал мне пальцами «ОК». Я выругался мысленно и вытер с лица остатки трупной гадости.
Все расстояние между мной и третьим дядей заполнили зловредные лианы, идти ему сюда было опасно. Но он нашел выход — сначала бросал камень, отвлекая этим растения, а потом проходил сам. Довольно быстро он добрался до алтаря. Боясь, что со мной что-то случилось, он тут же подошел ко мне, чтобы посмотреть в порядке ли я, но когда унюхал, чем от меня пахнет, как он тут же сморщился и зажал рот руками. Увидев, что он скривился, я кинулся к нему и обнял, увернуться он не успел, его замутило настолько, что он чуть не лишился чувств.
Когда я уверился, что все живы и здоровы, то сразу спросил о том, что давно беспокоило:
— Третий дядя, почему ты оставил меня в погребальной камере и сбежал? Блядь, я перепугался до смерти! Как я должен был оставаться в том ужасном месте один?