Первые очерки и глубокую интерпретацию той роли, которую современные средства коммуникации играют в развитии и поддержании потребительской формы свободы, можно найти в книгах:
Бедность и угнетение, составляющие обратную сторону современного консюмеризма, исследуются в работах:
Элла Панеях
Как делают свободу
В период нарастания общественной несвободы тянет задумываться над вечными проблемами – ведь решение проблем актуальных и сиюминутных явно отложено до иных времен. Что такое, к примеру, свобода? Рядовому жителю современной России ее отсутствие дано в ощущениях: в необходимости все больше придерживать язык за зубами на работе, в постоянном возникновении все новых мелочных и непонятных ограничений, в появлении новых штрафов и блокировках популярных платформ в сети. Человеку, не чуждому интереса к общественно-политическим темам, – среди читателей этой книги их, скорее всего, большинство – несвобода являет себя прежде всего на уровне информационном: забитыми в обе стороны каналами коммуникации не только между обществом и властями, но и между отдельным человеком и обществом. Сюда относятся и потоки пропаганды из телевизора, заглушающие и обессмысливающие общественный диалог о любой проблеме, от военных авантюр за границами страны до злоключений российского профессионального спорта, ставшего коллективным заложником допинговых скандалов, и конвейерные репрессии против независимых сетевых СМИ, и простая невозможность выразить политическую позицию конвенциональными средствами, вроде выхода на митинг. Человеку же деятельному, предприимчивому или обладающему определенным общественным темпераментом, в глаза бросится и другое: риски уголовного преследования, окружающие и тормозящие любую коллективную деятельность, от бизнеса и благотворительной активности до, как ни смешно, госслужбы; вяжущие по рукам и ногам правила отчетности и учета, в одинаковой степени мешающие и продавать сосиски, и лить сталь, и помогать бездомным, и собирать деньги «на политику», и учить детей, и лечить больных, и даже ловить преступников. Толпы охранников на проходных, как государственных, так и частных, ни шагу без паспорта, изображения съеденных язвами органов на сигаретных пачках (да, мировой опыт), баны в соцсетях за слова (да, тоже отчасти он) и запрет врачам публично высказывать мнение о вирусе (а это уже местная специфика) – все это она, несвобода.
Как «делают» несвободу, неплохо изучено: множество социальных исследователей от Фуко до ван Кревельда подробно описывают, как государство «съедает» пространство личного выбора, личной независимости отдельного человека – обычно при согласии и содействии большинства управляемых, – как и почему расширяется и становится все более детальным, тонким и неотвратимым контроль над каждым аспектом жизни и деятельности, даже мыслей подданных[66]
. Эти знания не так хорошо, как можно бы было ожидать, помогают сопротивляться принуждению: против лома нет приема – знание, конечно, сила, но не в тех случаях, когда умную голову можно на худой конец безнаказанно проломить. Если свобода есть простое отсутствие насилия, у нее не так уж много шансов против организаций, монополизирующих насилие на контролируемой территории и наделяющих самих себя иммунитетом при его применении. А если такие организации отсутствуют – против любого желающего на нее покуситься.