Свобода

Я уступил ему кровать, а сам вытащил из шкафа и разложил на полу широкий двуспальный матрас. Андрюха снял брюки и очки, но галстук поверх рубашки только слегка ослабил. Через пять минут он заявил, что тахта моя слишком мягка для его разыгравшегося сегодня страннического люмбаго, и предложил поменяться местами.

Но меня уже разморило, лень было снова вставать – и я подвинулся, пустил его под бок.

– Тебе, – сказал он, – ангел когда-нибудь снился?

Я поправил:

– Ангелы не снятся. Они являются.

– Являются – это слишком высоко.

– Слово тебе не подходит?

– Слишком высоко. Не про нас.

– Уничижение, Андрюха, – предупредил я, – паче гордости… Не зарекайся, всякое бывает. Но редко.

Я не воображал себя на амвоне; мне казалось – ему охота поговорить. Я думал сказать о Савле и Павле. И даже припомнил несколько цитат – из тех, что любил приводить дьякон, – дабы своей осведомленностью убить Андрюху наповал. Но покуда, прежде чем начать речи, я нащупывал, вытянув руку, на столе папиросную пачку, он вдруг повернулся ко мне спиной и засопел, причмокивая.

Цитаты остались невостребованны. Только самую популярную: "Держи свой ум во аде и не отчаивайся" – мне представился повод самому себе пробормотать, когда я вскинулся утром на звонок в передней.

Дверь явно входила во вкус, пугать меня ей пришлось, похоже, по нраву. С улицы пробивался бледный свет, вовсю шумели машины, а лифт в подъезде натруженно гудел – было, наверное, около восьми.

Об окружающей действительности я знаю не так уж много, зато твердо. Если ты не наделал каких-нибудь особенных глупостей, перечень возможных в такую пору посетителей крайне невелик: посланец военкомата, участковый милиционер, в лучшем случае – разносчик телеграмм. Но вряд ли хозяина, лейтенанта запаса, станут отлавливать на дому. И откуда быть телеграмме, если его родителям гостивший у меня родственник при мне сообщил по телефону, куда и на какой срок их сын уехал – с Южного полюса?

Так что участковый – по наводке соседей, с вопросами о моем статусе и прописке, – получался всего вероятнее. Сейчас я мог бы затаиться, но если власть ищет с тобой встречи, рано или поздно ее все равно не избежать. А откровенные кошки-мышки только обеспечат заранее дурную репутацию и мне самому, и квартире, за которую я в ответе.

Андрюха – в полном, по-видимому, порядке – крепко спал и во сне улыбался. Что бы мы ни пили этой ночью, никаких признаков отравления я у себя не замечал. Едва я решил открыть, если позвонят еще раз, – позвонили еще раз: коротко, ненастойчиво.

Штаны мои куда-то запропастились. Я попробовал натянуть

Андрюхины брюки – они застряли у меня на ляжках, – плюнул и двинулся в прихожую как был, в ситцевых синих трусах архаичного фасона. По дороге, зацепившись за гвоздь, выступивший от времени из деревянной оправы зеркала, выдрал у них сбоку значительный треугольный клин.

Я намеревался сперва только голову высунуть в щель, но от неожиданности раскрыл дверь сразу настежь: в коридоре стояла девушка моей мечты. Лет двадцати – но фигуру под свободным перепоясанным пальто я угадывал почти детскую, как будто еще не оформившуюся. Прямые каштановые волосы до плеч из-под серой ангорской шапочки, тонкое, правильное, чуть удлиненное лицо, и большущие карие глаза с далекой свечой, и взлетевшие ресницы; во всем – трогательная незащищенность. Чистая греза, являвшаяся мне в давние сладкие и мучительные дни возвышенных влюбленностей…

Глаза я запомнил лучше всего: она стеснялась увидеть меня целиком и вынуждена была не отрываясь смотреть в мои, мутные.

– Простите… – сказала она.

Я захлопнул рот и прижал болтающийся лоскут к бедру ладонью.

– Простите, это не ваша черепашка ползает там под окном?

– Кто ползает?!

Девушка потупила было взгляд, но тут же, испугавшись, вернула на место.

– Черепаха, на улице… Мне неловко вас беспокоить…

Обкатывая на языке кислый шарик безумия, я зашлепал к окну.

Самая обыкновенная – таких в зоомагазинах продавали по трешке – черепаха величиной с блюдце буксовала на рыхлом снегу. Вяло перебирая лапами, она тянула выю вперед и вверх: должно быть, высматривала себе укрытие.

– Видите? – спросила девушка громким шепотом. – Она еще там?

Черепаху-то я видел. Я бы даже немедленно бросился ей на выручку

– лишь бы подольше удержать эту редкую птицу, дожидавшуюся в дверях. Но я по-прежнему не видел своих штанов. Девушка, смущавшаяся наблюдать за мной, с интересом наблюдала через прихожую наше лежбище. Андрюха, перевернувшись на живот, теперь нежно обнимал рукой мое одеяло. Его галстук был в таком положении незаметен. С досады я сунул пяткой ему в ребра, когда походкой ревматика – с ладонью на ягодице и отставленным локтем

– ковылял обратно. Мне остро не хватало куража и самоуверенности.

– Она на холоде долго не выдержит, – сказала девушка. -

Считанные минуты… Значит, не ваша?

Я согласился:

– Не моя. Скорее всего…

– Кто-то, наверное, выбросил ее. Не могла же она сбежать, правда?

Я собрался с духом и предложил девушке отогревать черепаху вместе. Чем питают это чудище – капустой? Бояться ей нечего.

Друга моего мы сейчас разбудим и выгоним…