— Я сам заеду за её вещами, — ставит его в известность Мой Блистательный.
— Заметано, — легко соглашается Ростислав.
— Мы едем к тебе? — робко спрашиваю я, когда Артём, посадив Елизавету Марковну на такси, так как с нами ехать она наотрез отказалась, открывает для меня дверь своей машины.
— Мы едем к нам, — улыбается он и добавляет, когда мы уже подъезжаем к его дому: — Я хотел вызвать службу уборки, чтобы там навели порядок. Но решил, что пусть будет так, как есть. Не хочу казаться лучше, чем я есть.
И преодолев все шлагбаумы, подземные парковки и консьержку, смущаясь, открывает мне дверь своей квартиры:
— В общем, вот.
— Ну, по-серенькому, конечно, — ничуть не кривлю я душой, разглядывая стальной мужской строгий дизайн его квартиры. — Но ты не расстраивайся, — хлопаю его по плечу, — я наведу здесь уют. Вот здесь у нас будет горшок с геранью, — показываю на матовую поверхность барной стойки. — Здесь идеальное место для кошачьего лотка, — заглядываю в огромную ванную.
— У тебя есть кот? — напрягается хозяин этого продуманно-организованного пространства, первобытно мощного и аскетичного.
— Ага, — разворачиваюсь я к нему. — Такой рыжий, лохматый, явно истосковавшийся по барбершопу, — чешу его подросшую за неделю бороду. — И ты бы слышал, как он урчит, этот чистопородный сомалиец дикого окраса. А как виляет хвостом! Как настоящий пёс.
— Пойдём, я покажу его любимое место, — подхватывает он меня на руки.
И, конечно, приносит в спальню.
В его спальню. Где осталась незаправленная постель, раскиданные бумаги и где на тумбочке стоя две фотографии: моя, где я за рабочим столом, слегка повернув голову, о чём-то задумалась (явно не о работе) и его… без бороды.
И пока готовлю ужин, а точнее воюю с приборами управления его космического корабля: порчу макароны, которые в принципе испортить нельзя (закидываю их в кипящую воду, но потом эта чёртова варочная панель отключается и я никак не могу вдохнуть в неё жизнь), жгу-сушу-обугливаю, в общем, окончательно довожу до несъедобного состояния какие-то замороженные котлеты, найденные в холодильнике, и жду, когда Командир Корабля вернётся с моими вещами и продуктами, которые не надо готовить, мне всё не даёт покоя его фотография, что я принесла на кухню.
— Теперь я понимаю, почему тебя не узнала, — наскоро нарезав салат, накрываю я на стол.
— Это я уже похудел, — вытирает он полотенцем капающую с волос после душа воду.
— А когда ты сделал мою?
— Думаешь, она у меня одна? Мн-н-н, чёрненькие! Как я люблю, — смеётся он, пытаясь жевать насмерть загубленные технологиями будущего котлеты. Достаёт из холодильника майонез и кетчуп. Густо поливает расползшиеся макароны, пока я прячусь за «фейспалмом». И продолжает есть как ни в чём ни бывало. — Я тебе завтра расскажу: когда и как. Зайдёшь, Танкова, ко мне в кабинет. Там и расскажу, и покажу. И поговорим о наших планах по поводу работы.
— Хорошо. Зайду. Видимо, сразу после курсов кулинарии.
И зря я думала, что он шутит. И зря надеялась, что не поедет со мной в офис.
Всё, наш Хайнаньский отпуск закончился. И начались бытовые и рабочие будни.
Глава 52
Правда, пока неплохо начались. Я в костюме, при пальто, в сапогах на шпильках, а не в валенках, шапке-ушанке и на маршрутке. На машине, и мой Суровый Босс за рулём.
Только работа есть работа, и уже по дороге мне звонит Витальевна.
— Лан, я там оставила тебе на столе документы. Рачкова как всегда рвёт и мечет. Полезла по твоим договорам. Так что будь готова.
— К чему, Наташ? Что ей опять не так? — кошусь я на Артемия Меднобородого Первого, важного и сосредоточенного на дороге.
— Она считает, что субстанции «хлористого» ты заказала мало. А «картона», наоборот, слишком много. Что-то её ещё по предоплате не устроило.
— Так «пентокса» нет нигде, его сейчас кроме как по предоплате и не купишь.
— В общем, Лан, ты же эту курву знаешь. Она сама тебе всё скажет, — окончательно портит она мне настроение. — Как отдохнула-то? Кратенько.
— Отлично. Давай, как вернёшься поговорим, — попрощавшись, она отключается первой, а я вымученно улыбаюсь, когда мой Строгий Босс ободряюще сжимает мою руку.
— Встретимся, красавица моя, — целует он меня на прощанье в машине. — Я зайду, как только смогу.
И запретить ему я, конечно, не могу. Но с языка так предательски и рвётся: «Тём, может не надо?»
И едва успеваю переобуться и включить комп, как из глубин своего кабинета, как акула, бесшумная зловещая и голодная, выплывает начальник ОМТС Наталья Петровна Рачкова.
— Танкова, надеюсь, ты хорошо отдохнула, — вместо «здрасьте» начинает она, кидая на мой стол папки, как комки земли на крышку моего гроба. — У меня столько вопросов к тебе.
— Я слушаю, Наталья Петровна, — тяжело вздыхаю я.
И собственно всё, о чём мне говорила Витальевна и ещё с десяток моих «прегрешений» мой непосредственный руководитель озвучивает как судья приговор, чеканя каждое слово.