Свободен (СИ)

          Всё было по-старому: Игорь продолжал сидеть за одной партой с Ромкой, когда учителя разрешали, конечно, с ним же и дружил, если периодическое списывание домашки, пустой трёп и нахождение друг около друга во время перемены можно считать дружбой. Гулять вместе вечерами Ромка не напрашивался, а Игоря всё устраивало и так: ему хватало общения в школе.

          Но что-то же поменялось, он чувствовал!? Особенно это ощущалось в школе, на фоне одинаково серых, похожих друг на друга учебных дней – какая-то радостная щекочущая точка. Она брала своё начало именно в месте бывшего разреза на горле, теперь уже шрама, между ключицами: забытая им трахеотомия, сделанная врачами «скорой», в семь лет, во время приступа ложного крупа. Именно в этом плотном кругляшке, скрытым воротом рубашки, начинало тихонько покалывать, нагреваться, потом едва ощутимая вибрация мягко спускалась тёплым ручейком на грудь, доходила до живота и сворачивалась маленькой греющей змейкой вокруг пупка. Игорь ловил себя на том, что весь день трогает, поглаживает рукой живот: ему хотелось продлить это ощущение, коснуться рукой тёплой змейки, погреться.

          Ромка заметил. Толкнул в бок на химии, чуть не расплескав из пробирки на свято охраняемый педагогом стол соляную кислоту (лабораторка, будь она неладна!), спросил:

          – Ты чего? Болит?

          – Разольёшь, придурок! – мальчик посмотрел на свою руку, на пробирку, изучил поверхность стол на предмет капель.

          – Да ладно тебе, ничего не будет. Болит, спрашиваю?

          – Что болит? – Игорь успокоился – ничего не пролилось. Но такое внимание и забота от Ромки, впервые им проявленные, казались странными.

          – Да живот! Чего ты всё время за него держишься?

          Игорь вынул вторую руку из-под стола:

          – Нет! – он даже помотал головой для достоверности. – Ничего у меня не болит. Давай уже оксид меди сюда.

          – Разве меди?.. Этот что ль, красненький порошочек ? – Ромка протянул пробирку. – А ты заметил, как Данил смотрит на Аньку? Шею скоро свернёт. И ведь всё зря – кроме своего Ники-Вики она никого не замечает.

          Ромка с придыханием промяукал прозвище Никиты, изображая мнимое кривляние Ани, впрочем, никогда ею так слащаво не демонстрируемое.

          – Сидоров и Разумов! Вы, я смотрю, уже всё сделали? Хватит болтать, описывайте. Если вы думаете, что оценки выставлены и можно бить баклуши, то не обольщайтесь – я могу исправить ваши четвёрки в момент! – химоза была всегда начеку. – Так, класс, все помним, как называются такие реакции? Обме-е-ена, именно, Плетнёва! Внимательнее, внимательнее. Не забываем уравнивать. А про оценки – это всех касается, а тебя Егор в первую голову.

          После проведения всех запланированных опытов у них осталось время до звонка и в общем галдеже класса, который педагога уже не беспокоил (она следила за дежурными, убирающими реактивы в подсобку), они продолжили прерванный разговор. Начал Игорь. Он, несмотря на то, что его любовь чуть ли не с первого класса отдала предпочтение этому выскочке Виденееву, всё-таки ревностно относился к любым посторонним проявлениям внимания к Ане; с Никитой он смирился.

          – Данька пялится на Аню? С чего ты взял?

          – Слушай, Гарик, отстань ты уже от неё... Найди себе для страданий какую-нибудь другую Аню. Вот Белову, например.

          – Я не пристаю. Сам к своей Беловой вали.

          – Конечно, не пристаёшь, куда тебе!

          – И что, правда, смотрит? – Игорь пропустил обидную колкость в свой адрес.

          – Смотрит-смотрит. Прям во время урока – повернётся и разглядывает. На перемене – не замечал. А что? Может тоже влюбился, совсем как ты, а, Гарик? – Ромка подмигнул помрачневшему парню. – Да не расстраивайся, ты! Этот Данил... он ничего из себя не представляет, а туда же – Аню ему подавай! Не светит ему... куда ему до красавца Ники-Вики! – Ромка засмеялся, подхватил свою сумку (и когда успел всё собрать-то?), встал. – Ща звонок будет. Я – в столовку, давай за мной двигай.