– Мама. – Я аккуратно переворачиваю нечеткое фото оттенка сепии и читаю надпись карандашом. – Здесь ей всего восемь.
– А это? – интересуется у меня Надя. – Они так похожи!
– Это прабабушка Елена – улыбаясь, отвечаю я. – Мамина мама.
– А ты других знаешь? – весело продолжает Надя.
Пожимаю плечами и снова смотрю на фотографию, где изображена моя бабушка с папиной стороны, на которую, по словам родителей, я была очень похожа.
Ну совсем другая!
Все детство мне твердили, что я точная копия папиной мамы, но, к сожалению, все фотографии потерялись при переезде, и у них нет возможности показать мне их. Я поверила и отбросила подозрения, что меня могли удочерить, хотя эта мысль донимала долгое время: все детство и юность между мной и родителями стояло стойкое ощущение бестрепетности. Очень давно, в классе десятом, я обратила внимание, что совсем не похожа ни на маму с папой, ни на теть, ни на дядь. Сейчас, спустя столько лет, казалось бы бредовая идея снова вернулась, и мне стало не по себе.
Пока пролистываю старые фотографии, все больше сосредоточенно хмурюсь, продолжая пристально разглядывать многочисленную родню в поисках общих черт.
Ни в ком не вижу никакого сходства с собой. От этого возникает один вопрос – почему все это время меня старались убедить в обратном?
Видимо родители видели схожесть там, где ее нет и в помине!
Понимаю, что пару фотографий ничего не доказывают, что возможно я лишь зря накручиваю себя, но что-то внутри гложет и гложет, из-за того, что фрагменты жизненной мозаики наконец складываются.
Как всё-таки много может рассказать и объяснить даже размытое черно-белое фото из давно потерянного семейного альбома!
Надя быстро сложила назад фотографии и засобиралась. Словно ей самой стало неуютно оттого, что она моими глазами разглядела неловкие моменты моего же детства.
Провожая ее я сдержанно улыбаюсь, больше не пытаясь найти безопасную тему для разговора. Когда она вышла, я привалившись к двери спиной, дождалась щелчка и крепко зажмурилась.
Если мне было недостаточно родительской любви, это совсем не значит, что мама и папа не любили меня. Любили, но как-то по-своему безэмоционально.
Тело немеет от воспоминаний, что крутятся на повторе:
Совсем недавно мама спросила меня о моих самых запоминающихся моментах жизни, связанных с ней. И у меня они были! Например, вот: в первом классе у нас были уроки труда и все должны были приносить нитки мулине для вышивки, иголки, тряпочки. Все носили их в неудобных пакетиках. А одна девочка, мама которой вела в школе кружок «умелые руки» и вечно мастерила что-то необычное – вот, эта девочка пришла с чудесной сумочкой, сделанной из треугольного пакета от молока. С такими маленькими карманчиками и крупной застежкой-пуговицей!
Фантастика! Просто: в нашем детстве было мало красивых вещичек…
Вечером я в восторге рассказала об этой сумочке маме, а она – раз-раз – сделала мне такую же, только гораздо удобнее и продуманней! Для меня это было одновременно и небывалым чудом, и торжеством человеческого разума. Это воспоминание и ощущение восторга – до сих пор со мной.
«Сумочка?! – расстроилась мама, – после всего того, что я для тебя делала, ты запомнила какую-то примитивную сумочку?!»
Видимо, она ту детскую поделку ценила не так высоко, как оценила ее я.
Она ушла, а я не успела рассказать ей о других, дорогих мне воспоминаниях: о том, как они с папой в свое время по блату нашли возможность отправить меня в университет, поддержали в выборе факультета, а когда мне понадобились деньги чтобы выплатить огромную неустойку по договору «HNA Group», разменяли ради меня свою трёшку в центре.
Я это не к тому, что не надо предпринимать никаких усилий, а к тому, чтобы не надеяться получить от своих детей какие-либо дивиденды в виде благодарности или воспоминаний о них. Как бы вы не надрывались, они все равно запомнят ту дорогую их сердцу сумочку, которую вы смастерили для них своими руками…
Очень больно ворошить прошлое. Намного проще будет не трогать его.
Вернувшись обратно на кухню, беру полотенце в руки и вытираю мокрое лицо, а потом, так же бережно, как и доставала, складываю фотоальбомы обратно в коробку и наглухо ее запечатываю скотчем.
***
Лучи солнца проникают в спальню сквозь приоткрытые шторы, касаются детских волос и заставляют меня улыбнуться.
Я лежу рядом с сыном, слежу за его сладким утренним пробуждением и понимаю, что за эти дни успела забыть, как счастье умеет течь по венам. Он тянется ближе ко мне, дотрагивается своими ручками, и, вдохнув сладкий аромат детской кожи, я целую его в макушку, тихо нашептывая, как сильно люблю.
За короткое время моего материнства я ни раз успела устать, впасть в истерику; захотела собрать чемодан и улететь на другой конец планеты, чтобы побыть наедине с собой. Но вот ты не видишь своего ребёнка всего сутки и уже сходишь с ума! Понимаешь, что теперь этот крохотный человечек – неотъемлемая часть тебя, стал центром всех твоих планов.
Порой мне кажется, что все пережитое мною – это плата за огромное счастье с ним.