Мне все еще трудно отдавать приоритет своим потребностям, но я знаю, что только так могу двигаться вперед. Нужно начать заботиться о себе как следует, если хочу заботиться и о детях — не только об их элементарных нуждах, но и показывать своим примером, как наполнить жизнь радостью, безмятежностью, добротой и состраданием. Если я не позволяю себе быть счастливой, спокойной и самодостаточной, как научу этому детей? Меня гложет чувство вины, боюсь, что если позволю себе расцвести в чем-то кроме материнства, то принесу в жертву своих детей. Подруги, друзья и книги твердят, что кислородную маску нужно надеть сначала на себя, а потом уже на детей, но это кажется одобрением эгоистичного поведения. Рационально понимаю, что приравниваю роль хорошей матери к мученице, но эмоционально мне трудно отпустить этот пережиток. И хотя уже несколько месяцев занимаюсь сексом с разными мужчинами, но сама идея переспать с кем-то во время отдыха всей семьей только доказывает, что я полностью утверждаюсь как независимая личность вне отношений с детьми. Заняться сексом с Блейзом — это определенно фантазия, но еще и доказательство того, что позволяю себе иметь личную жизнь. За последний год я по-разному доказала самой себе, что я сильная, выносливая, смелая, любопытная, страстная и открытая, но, оказывается, мне нужно доказать себе еще кое-что: что могу быть и матерью, и состоявшейся женщиной одновременно. Одно другого не отменяет.
К вечеру я уже вся липкая, в песке и веснушках от солнца. Долго нежусь в душе, не жалея разнообразных притираний с кокосовым ароматом, предоставленных курортом. Надеваю любимый ярко-оранжевый топ на бретельках с индейским принтом, в котором была на одном из свиданий с № 4. Из всех моих нарядов он обеспечивает самый легкий «доступ к телу». Бросаю презерватив в соломенный клатч, и мы вчетвером отправляемся на ужин.
Майкл делает снимок: я, Джорджия и Хадсон трясемся на заднем сиденье тук-тука по узкой тропинке к пляжному ресторану. Джорджия зажата посередине, ее руки покоятся на наших с Хадсоном коленях, брат держит ее ладошку. На фотографии дети широко улыбаются, переполненные радостью от пребывания в любимом месте. Дочка еще и радуется, что родители рядом, оба. Я с легкой улыбкой, смотрю не в камеру, а в сторону, пестуя этот момент, и, как миллион раз до этого, благодарю небо за необыкновенные отношения между моими детьми. Джорджия обожает Хадсона, а он внимателен и добр к ней даже сейчас, на самом пике подросткового возраста, в котором мало ожидаешь такой нежности. У детей все в порядке, и у меня тоже все скоро будет хорошо. Виновато вспоминаю о презервативе в сумочке, пытаясь убедить себя, что в нем нет ничего плохого, что все это только во благо — и мне, и детям, ведь им передается мой настрой.
Ужин длится долго и когда наконец-то заканчивается, мы не спеша отправляемся на пляж, где сегодня играет регги-группа. Какая же у них солистка — глаз не оторвать: миниатюрная, с тугими косичками, подпрыгивающими от ее движений, она поет экстатически, прикрыв глаза. Завидую ее ровному голосу и безмятежности, которую она источает, и откидываюсь на спинку ротангового дивана, примостившись между детьми. Джорджия тесно прижимается ко мне, ее веки тяжелеют. Она похлопывает меня по руке: можно она пойдет спать в коттедж? Я прошу Майкла отвести ее, чтобы мы с Хадсоном могли послушать еще.
Слежу за временем и готовлю побег, чтобы встретиться с Блейзом на пляже, раз уж я на это решилась. К счастью, группа анонсирует последнюю песню, и мы с Хадсоном идем по пляжу к нашему коттеджу. Ночь прекрасна, все небо в звездах, с океана дует легкий бриз, и мы бредем в умиротворенной тишине. В конце пляжа, откуда тропинка ведет домой, я говорю Хадсону, что забыла на диване накидку и придется за ней вернуться. Он хочет сбегать сам, но я объясняю, что все равно хочу немного посидеть на пляже одна. Слежу, как он поднимается по тропинке, и выжидаю еще несколько минут. Накидка у меня в сумочке — я просто ее спрятала. Сейчас уже больше десяти, Блейз обещал ждать до четверти одиннадцатого.
Убедившись, что Хадсон удалился на безопасное расстояние, сворачиваю на тропинку к частному пляжу. Темно, хоть глаз выколи, и совершенно пусто. Снимаю босоножки и вешаю их на руку, пытаясь грациозно пробраться по ракушкам и небольшим лужицам к бару, который закрыт на ночь. От ряда пустых пляжных кресел доносится длинный свист. Легким шагом направляюсь туда, изо всех сил изображая непринужденность. Кресла, скорее, напоминают круглые кровати под пологом, и только во втором я замечаю удобно угнездившегося Блейза.
— Привет, красотка, — тихо произносит он.