Свободное падение. Дхамма встречи с неблагоприятным

Одним из этих божеств был Махамаюри Видьяраджни – бодхисаттва, которого обычно изображают сидящим на белом павлине. В Китае белый павлин олицетворяет трансформацию и преобразование. Он питается ядовитыми насекомыми и червями, и чем больше яда он проглатывает, тем более блестящим и сияющим становится его оперение. Это символ того пути, которым мы стремимся преобразовать негативное внутри нас – три яда гнева, невежества и жадности – во что-то прекрасное, благотворное и чистое. Павлиний хвост с его многочисленными ореолами символизирует глаза ботхисаттвы, который может смотреть одновременно во всех направлениях. Тысячеглазое живое воплощение сострадания своим взором проникает повсюду, даже в самые тёмные и скрытые места, где обитают живые существа, чтобы помочь облегчить их страдания. Легенда гласит, что Махамаюри однажды преследовали охотники, которым удалось поймать его в сеть. Я повторяю мантру, которую он использовал, чтобы освободиться. Конечно же, речь идёт о сети страдания, в которую мы попадаем, когда у нас нет осознанности.

Также на агаровом дереве был вырезан Ачала – гневное божество со свирепым ликом. Один из пяти королей мудрости, он – ещё одно моё персональное божество. Мудрость Ачалы совершенна и непоколебима. В одной руке он держит меч, которым рассекает все загрязнения, в другой – свёрнутую верёвку, как ковбой лассо. Наши умы – это дикие лошади, которых необходимо заарканить, усмирить и загнать в загон.

Третьим из моих персональных божеств, изображённых на агаровом дереве, был Уччушма, что переводится с санскрита как «не боящийся грязи». Он является проявлением Будды Шакьямуни. После того как Будда достиг пробуждения, небожители спустились с небес, чтобы выразить своё уважение и радость – все, кроме одного: Царь Брахма с волосами, спутанными в узлы, продолжал развлекаться со своими супругами в небесном дворце (волосы, спутанные в узлы, а не прямые, выражают запутанность). Возмущённые тем, что он не проявил должного уважения к Будде, другие небожители попытались вытащить Царя Брахму из его небесной обители. Но он сделал свой дворец таким вонючим и грязным, что никто из божеств не осмелился туда войти. И тут из сердца Будды появился Уччушма. Не устрашившись отвратительных запахов и грязи, он схватил Царя Брахму и потащил его на землю, чтобы тот склонился к ногам Будды.

Дахуэй сказал, что это именно я изображён на агаровом дереве.

«Если тебе нравится, купи это себе», – добавил он.

«Хватит шутить! Это слишком дорого!»

«Я знаю способ», – сказал Дахуэй. Он попросил одного из своих преданных последователей, бизнесмена, инвестирующего в отели и текстиль, который знал меня и слышал мои учения, купить для меня эту резьбу по дереву, чтобы установить в Махабодхи. Бизнесмен был рад оказать эту услугу и накопить заслуги, которые принесёт ему столь щедрый подарок. Он приобрёл эту вещь примерно за 60 000 сингапурских долларов (30 000–40 000 долларов США) и преподнёс её мне.

Прошло два года, и вот в 2008 году в Путяне была наконец-то завершена работа над камфорными Буддами, которых предстояло разместить в главном зале Махабодхи. Я со своей сангхой отправился в паломническое путешествие в Китай и попросил производителя передать резьбу на агаровом дереве на хранение одному из моих учеников, пока реконструкция монастыря не будет завершена и мы не найдём для неё подходящее место. К сожалению, к тому времени, когда ремонтные работы в монастыре были завершены и резьба была готова к установке, права собственности на неё были поставлены под сомнение, что привело к многочисленным судебным искам, обвинениям в финансовых нарушениях и ложным, но тем не менее разрушительным намёкам на сексуальные проступки. Всё это очень широко освещалось в сингапурских газетах.

Мои имя и репутация были втоптаны в грязь, и мне пришлось потратить бесчисленные часы на подготовку документов и огромные суммы денег на юристов, которые защищали меня в суде. В самый разгар этой ситуации я покинул Сингапур и отправился в путешествие по Китаю. Я всерьёз подумывал о том, чтобы покинуть должность настоятеля Махабодхи. Более того, я думал о полном сложении с себя монашеских обетов. Люди из моей сангхи убедили меня вернуться в монастырь, и, как ни странно, всё произошедшее послужило причиной того, что я возобновил свои обеты бодхисаттвы.