Свободное радио Альбемута

– Напротив, ваша компания у нас на хорошем счету – по крайней мере по сравнению с общим положением дел в области звукозаписи.

– Да, – вставил второй агент, – понимаете, мистер Брейди, несмотря на сотрудничество крупных сетей и основных независимых станций, сейчас записывается так много коммунистических исполнителей и крутят так много песен протеста…

Николас знал, что радиостанции отнюдь не увлекаются песнями протеста; именно поэтому «Новая музыка» их не записывала. Бесполезно – ни один диск-жокей не будет их ставить. Дело здесь было не в принципе – их не имело смысла записывать по экономическим соображениям.

– В силу своей работы, мистер Брейди, – сказал первый агент, – вы общаетесь с многими исполнителями и группами, которые не привлекают интереса вашей фирмы, верно? Наверное, на каждого, с кем вы подписываете контракт, приходится иметь дело с сотней, кому вы отказываете.

Николас кивнул.

– Известно нам, и какую зарплату вы здесь получаете, – продолжал агент, – а также то, что у вас растет сын и вам надо очень серьезно заняться его зубами. Известно, что вы в долгах, что хотели бы перебраться из квартиры в собственный дом, что Рэйчел требует устроить Джонни в специальную дорогую школу из-за его заикания, в противном случае грозит от вас уйти… Я прав? Желая помочь вам найти решение, мы обсудили все это с нашим непосредственным руководством и вот к какому мнению пришли: если вы будете предоставлять нам тексты песен всех исполнителей, которые в разговоре с вами проявят прокоммунистические настроения, мы обещаем платить ровнехонько по сто долларов за каждого. По нашим оценкам, таким образом вы увеличите свою зарплату до двух тысяч в месяц, причем прибавок свободен от налогообложения – налоговая инспекция ничего знать не будет. Конечно, решение, какие исполнители из тех, о ком вы сообщили, настроены прокоммунистически, выносим мы, но даже если мы будем принимать только половину присылаемых вами текстов, вы сумеете заработать приблизительно…

– И мы гарантируем, – вмешался второй агент, – что это соглашение останется строго между нами. Никто – ни в «Новой музыке», ни где-нибудь еще – о нем не узнает. Вы получите кодовое имя, и во всех документах, даже в платежных ведомостях, будет фигурировать только оно.

– Но если мы отказываем этим исполнителям, не записываем их музыку, – спросил Николас, – какой вред они могут принести?

– Возьмут да и изменят слова, – ответил более крупный из агентов. – Тогда в песнях не будет ничего прокоммунистического, и их могут взять в каком-нибудь другом месте.

– Но если текст не является подрывным и не наносит урона моральному здоровью общества, зачем тогда вам заниматься такими исполнителями?

– Добившись успеха, они снова могут внести в свои песни вредоносную струю. А справиться с ними к тому времени будет гораздо труднее – понимаете, они станут известны. Именно поэтому мы не ограничиваемся проверкой лишь тех, кого записывают; нам нужно знать имена и остальных.

– Некоторым образом они даже более опасны, – добавил второй агент.

Вечером Николас рассказал мне о беседе с двумя правительственными агентами. Он злился, злился и дрожал.

– Ты согласишься? – спросил я.

– Нет, конечно, – ответил Николас. – Знаешь, мне не верится, что власти всерьез интересуются музыкантами-неудачниками. На самом деле они проверяют мою лояльность. Визит «дановцев» – хитрый трюк. Очевидно, на меня в Вашингтоне завели досье.

– Досье есть на каждого, – заметил я.

– Если они знают о неправильном прикусе Джонни и о том, что говорит мне Рэйчел, то, безусловно, знают и о моих контактах с ВАЛИСом. Лучше, пожалуй, сжечь мои записки.

– Любопытно, каким может быть досье на ВАЛИС? – вслух подумал я. – Досье на превосходящий нас разум из иной звездной системы…

– Через меня они выйдут на него, – сказал Николас.

– ВАЛИС тебя защитит, – успокоил я.

– Значит, думаешь, мне не стоит соглашаться?

– Конечно, нет! – изумленно воскликнул я.

– Но если я откажусь с ними сотрудничать, меня обвинят в нелояльности. Это они и вынюхивают – подтверждение нелояльности.

– К черту их, – заявил я. – Все равно нет.

– Тогда они все поймут. И я окажусь в Небраске.

– Выходит, так или иначе они тебя поимели.

– Ну, – кивнул Николас. – Причем с тех пор как ко мне в пятидесятых заявились два агента ФБР. Я знал, что рано или поздно они займутся моим сомнительным – с их точки зрения – прошлым. Теми днями в Беркли – причиной моего ухода из университета.

– Ты сломал винтовку.

– Я вывел ее из строя. Я уже тогда выступал против войны, раньше всех. Неудивительно, что за меня взялись ищейки Фримонта – им стоило только заглянуть в досье. Меня вычислили компьютеры – первого антивоенного активиста в Америке. А теперь остается одно из двух: сотрудничать с ними или загреметь в тюрьму.

– Меня вот не арестовывали, – заметил я, – а я вел антивоенную деятельность гораздо активнее, чем ты. Да, собственно, ты после Беркли ничем таким и не занимался. С тех пор как к тебе пришли фэбээровцы.