Свободное радио Альбемута

Обуйся, на заре покинув ложе,
Ведь босиком встречать рассвет негоже.

Я взял в руки оригинал-макет нового альбома, который мы готовили, и, критически его изучая, обратил внимание, что имя певицы – Садасса Сильвия. Кроме имени, на обложке была ее фотография: те же самые африканские волосы, то же маленькое озабоченное личико, те же очки… На обороте было что-то напечатано, но я не смог прочесть – маленькие буквы расплывались.

Проснувшись следующим утром, я отчетливо помнил этот сон. «Какой замечательный голос!» – говорил я себе, принимая душ и бреясь. Сопрано, как у Джоан Баэз.[3] В жизни не слышал такого чистого и точного исполнения.

Мысли о Садассе Сильвии пробудили мою совесть – пора выходить на работу. То же самое говорил мне сон.

– Справишься тут сама? – спросил я Рэйчел.

– А твое зрение…

– Вроде нормально. Полагаю, все дело в передозировке витамина С. Сейчас он наконец вышел из организма вместе с токсинами.

Целый день я провел, с несказанным удовольствием гуляя по Пласенсии. Я никогда раньше не замечал красоты замусоренных улиц. Мое зрение обострилось, и я видел, как ветер, неся сплющенные банки из-под пива, обрывки бумаги и ветки, располагает их в некоем порядке, словно пытается объясниться визуальным языком; в моем понимании, таким языком пользовались индейцы, читая тропу. Я гулял по улицам будто в присутствии великого духа, который прошел здесь до меня и особым образом расположил никчемный мусор, чтобы тонко, исподволь приветствовать младшего собрата.

«Почти что можно прочитать…» – думал я. И все-таки прочитать не удавалось. Я лишь чувствовал присутствие… великого. К тому же на всем этом мусоре лежало какое-то золотистое сияние – грязь перешла в свет. Это был воистину добрый дух.

У меня возникло впечатление, что животные всегда сознавали, кто и что прошло перед ними. Сейчас я воспринимал окружающее посредством природного гипервидения, и этот мир был лучше нашего, отметил я, он казался более живым.

Не то чтобы я оторвался от животного естества и вознесся в область трансцендентного, нет, скорее я был ближе к естеству и более тонко настроен на восприятие действительности. Пожалуй, я впервые почувствовал себя органичной частичкой мира. Я принимал все, что видел, и наслаждался этим. Я не судил. А так как я не судил, то ничего и не отвергал.

Я был готов вернуться к работе. Я поправился. Свою лепту в выздоровление внесло и правильное решение касательно рекламы обуви. Кризис наступил и благополучно миновал. Причем меня совсем не волновало, что на самом-то деле вовсе не я мудро обошелся с рекламой обуви, а за меня все решили незримые существа. Наоборот, именно их отсутствие привело бы меня в ужас; если бы мне позволили пропасть, если бы меня бросили, одинокого и растерянного.

Именно моя беспомощность вызвала невидимых друзей. Будь я поумней и поспособней, ничего бы о них не знал. По-моему, сделка получилась выгодная. Мало кто из людей сознавал то, что сознавал теперь я. Благодаря моим недостаткам, мне открылась целая вселенная, живая и милостивая сверхсреда, наделенная бесконечной мудростью. Ух, сказал я себе, ну и ну. Лишь в глубокой древности можно было испытать подобное по масштабам откровение; в современном мире такое не происходит.

Глава 19

Спустя неделю после возвращения в «Новую музыку» ко мне явилась госпожа Садасса Сильвия. Возможность записать свои песни ее якобы не интересовала; она хотела выполнять ту же работу, что и я, – прослушивать других исполнителей.

Посетительница стояла передо мной, бледная от усталости, в розовых расклешенных брюках и мужской клетчатой рубашке, перекинув через руку пальто. Похоже, она проделала долгий путь.

– Я не занимаюсь набором сотрудников, – объяснил я. – У меня другие обязанности.

– Я понимаю, но ваш стол – ближайший к двери, – сказала госпожа Сильвия. – Можно я присяду? – Не ожидая ответа, она села на стул лицом ко мне. – Вы посмотрите мою анкету?

– Вам надо в отдел кадров.

Госпожа Сильвия пристально глядела на меня сквозь толстые стекла очков. У нее было милое нагловатое личико – именно такой она дважды являлась мне во сне. Меня поразила ее болезненная хрупкость.

– По крайней мере вы позволите мне немного посидеть здесь и перевести дух?

– Конечно. Хотите воды?

– У вас не найдется чашки кофе?

Я налил ей кофе. Сильвия сидела расслабившись, вперив перед собой безразличный взгляд. Одета она была неплохо, со вкусом и по моде – в южно-калифорнийском стиле. В черных, по-африкански курчавых волосах тонула небольшая белая шляпка.

– Благодарю.

Она приняла чашку с кофе, и я обратил внимание на красоту ее рук. Длинные пальцы, безупречный маникюр с бесцветным лаком. Шикарная девица, подумал я, лет двадцати с небольшим. Голос посетительницы звучал довольно бодро и выразительно, но лицо оставалось холодным и бесстрастным. Похоже, ее что-то угнетало. Видно, жизнь сложилась несладко.

– В каком качестве вы хотите работать? – спросил я.