Свободное радио Альбемута

– Я умею печатать и стенографировать и два года изучала журналистику в колледже. Могу редактировать тексты на обороте обложки. Я работала в редакции университетской газеты в Санта-Ане.

Зубы у нее были потрясающие – я таких в жизни не видывал, а губы довольно чувственные – по контрасту с суровостью, которую придавали лицу очки. Будто нижняя половина лица взбунтовалась против аскетизма, навязанного воспитанием в детстве. Эта женщина, решил я, рассчитывает каждый свой шаг; в высшей степени организованная натура, никаких непродуманных, стихийных действий.

– Какая у вас гитара?

– Гибсоновская. Но я не профессионалка.

– Песни пишете?

– Только стихи.

Я процитировал:

– «Обуйся, на заре покинув ложе,
Ведь босиком встречать рассвет негоже».

Она рассмеялась – смех был звучный, глубокий.

– Да. «Ода Эмпедоклу».

– Как вы сказали?

– Вы, наверное, прочли это в моем школьном ежегоднике.

– Как я мог читать ваш школьный ежегодник?

– А где же? – спросила госпожа Сильвия.

– Не помню.

– Одна подруга сделала такую надпись под моей фотографией. Считала, что я законченная идеалистка – по земле не ступаю, витаю в облаках… Она была очень пристрастна ко мне.

– Вам надо в отдел кадров, – напомнил я.

Кое-что в моем сне оказалось правдой. А в некоторых деталях явь была совершенно иной. При ясновидении – так назвал бы это Фил – ошибочное восприятие или ложные трансдукция и интерпретация образов находящимся в состоянии сна разумом привели к сильному искажению информации. Вряд ли я мог записывать песни в исполнении секретаря-стенографистки; таких дисков много не продать. Вряд ли я мог действовать согласно инструкциям, полученным во сне, пусть даже таковые исходили от ВАЛИСа.

Сохранилось имя, да и внешность посетительницы была точно такой, какую показывали мне на фотоснимке и на обложке диска – уже только это доказывало справедливость сна. Но тут совпадения, по всей вероятности, и закончатся: работу у нас она получит только чудом – насколько мне было известно, штат фирмы переполнен.

Госпожа Сильвия поставила чашку, поднялась, и ее лицо на мгновение озарилось улыбкой.

– Может быть, мы еще увидимся.

Она вышла, ступая медленно и как-то нетвердо. Ее ноги выглядели очень тонкими, хотя расклешенные брюки не давали возможности судить об этом определенно.

Закрыв дверь, я обнаружил, что женщина оставила на моем столе свою анкету и ключи. Я не удержался и взглянул на ее анкету, пока шел по коридору. Родилась в Йорба-Линде, округ Орандж, в 1951 году. Девичье имя: Садасса Арампров.

Я застыл на месте с анкетой в руке. Отец: Серж Арампров, мать: Галина Арампров.

Не потому ли ИИ-оператор устроил нашу встречу?

Я догнал ее и остановил.

– Вы когда-нибудь жили в Пласентии?

– Я там выросла, – ответила Садасса Сильвия.

– Вы знали Ферриса Фримонта?

– Нет. Когда я родилась, он уже переехал в Оушнсайд.

– Я живу в Пласентии, – сказал я. – И как-то со своим приятелем наткнулся на имя Арампров – оно было вырезано на тротуаре.

– Работа моего младшего брата, – улыбнулась Садасса Сильвия. – У него был трафарет с этим словом, и он писал его где попало.

– Мы нашли надпись в квартале от дома, в котором родился Феррис Фримонт.

– Я знаю это место.

– Есть ли какая-нибудь связь…

– Никакой, – сказала она решительно. – Просто совпадение. Мне вечно задают этот вопрос, когда я называюсь своим настоящим именем.

– А Сильвия – не настоящее?

– Нет. Я не была замужем. Просто из-за Ферриса Фримонта я сменила фамилию. Сами понимаете: жить с фамилией Арампров невозможно. Я взяла фамилию Сильвия, понимая, что все автоматически воспримут ее как имя и станут думать, что меня зовут Сильвия Садасса.

Она улыбнулась, обнажив восхитительные зубки.

– Я должен заключить с вами договор на запись вашего исполнения.

– Исполнения? Игры на гитаре?

– Пения. У вас превосходное сопрано. Я слышал.

Она ответила как ни в чем не бывало:

– Да, у меня сопрано. Я пою в церковном хоре. Я, видите ли, прихожанка епископальной церкви. Но голос так себе, ведь я не училась петь. Лучше всего мне удаются скабрезные куплеты, если выпью немного виски.

– Я говорю лишь то, что знаю, – сказал я. Похоже, не все, что я знал, имело какой-то смысл. – Хотите, я провожу вас к начальнику отдела кадров и представлю?

– Я с ним говорила.

– Уже?

– Он как раз выходил из кабинета и сказал, что компания не набирает сотрудников. У вас штат переполнен.

– Верно. – Мы стояли и смотрели друг другу в лицо. – А почему вы ищете работу именно здесь, в «Новой музыке»?

– У вас хорошие художники. И исполнители мне по вкусу. Согласитесь, работать здесь куда увлекательнее, чем в адвокатской конторе или нефтяной компании.

– А можно взглянуть на ваши стихи?

– Ну конечно.

– Вы не поете, когда играете на гитаре?

– Разве что чуть-чуть. Так, мурлычу себе под нос.

– Позвольте пригласить вас на ленч?

– Но уже половина четвертого.

– Может быть, выпьем чего-нибудь?

– Мне вести машину. Стоит мне выпить, и я почти ничего не вижу. Во время болезни я вообще ослепла. На стены натыкалась.

– А чем вы болели?

– У меня был рак. Лимфома.