– Сейчас с вами все в порядке?
– Ремиссия. Я прошла лучевую терапию и химиотерапию. Ремиссия наступила полгода назад, как раз перед завершением курса химиотерапии.
– Замечательно.
– Врачи сказали – если я проживу год, то смогу прожить еще пять, а то и десять лет.
Так вот почему у нее такие тонкие ноги, вот почему она выглядит такой слабой и усталой…
– Простите, – промолвил я.
– Болезнь меня многому научила. Я хотела бы служить церкви. Может, со временем епископальная церковь станет посвящать женщин в духовный сан. Сейчас это кажется странной идеей, но к тому времени, когда я закончу университет и семинарию, все может измениться.
– Я восхищен вами, – сказал я.
– В прошлом году в разгар болезни я ослепла и оглохла. Я и сейчас принимаю лекарства, предотвращающие приступы. Еще до ремиссии метастазы распространились на позвоночник и проникли в мозг. – Она помолчала и добавила спокойно, задумчиво: – Доктор сказал, что медицине не известны случаи, когда больной с такими метастазами выживает. Он сказал, что напишет обо мне статью, если я проживу еще пять лет.
– Вы удивительный человек.
– В медицинском смысле – да. Во всем остальном… я только и могу, что печатать и стенографировать.
– Вам известно, почему вы вошли в состояние ремиссии?
– Врачи и сами не понимают. Думаю, это из-за молитвы. Я говорила, что меня исцеляет Бог. Я говорила это, когда не могла ни видеть, ни слышать, когда из-за препаратов приступы следовали один за другим, ноги отекали, волосы… – Садасса умолкла в нерешительности, затем продолжила: – Волосы выпадали. Я носила парик. Он и сейчас у меня сохранился – на всякий случай.
– Я хотел бы угостить вас. Или подарить вам что-нибудь.
– Подарите авторучку. Мне трудно удержать в пальцах обычную шариковую – они такие маленькие, а у меня очень слабая правая рука, вся правая сторона еще слабая. Хотя слабость проходит, я чувствую.
– Перьевую ручку вы можете держать?
– Могу. И могу печатать на электрической машинке.
– Впервые вижу такого человека, как вы, – сказал я.
– Думаю, вам повезло. Парень, с которым я встречаюсь, говорит, что со мной скучно. И дразнит – зануда, зануда, зануда.
– Не похоже, что он вас очень уж любит.
– Да я у него на побегушках: и то, и се, и по магазинам хожу, и шью… Почти все, что на мне, я сшила сама. Так гораздо дешевле, я уйму денег сэкономила.
– С деньгами у вас неважно?
– Всего-то пособие по инвалидности. Хватает только за квартиру заплатить. На еду почти не остается.
– Боже мой, я угощу вас обедом из дюжины блюд.
– Я мало ем. Аппетита нет. – Тут она заметила, что я оглядываю ее с головы до ног. – Во мне девяносто четыре фунта. Доктор говорит, что надо набрать до ста десяти – моего нормального веса. Я всегда была худой. И родилась недоношенной – почти самым маленьким ребенком в округе Орандж.
– Вы и сейчас живете в Орандже?
– В Санта-Ане, возле храма Мессии. Это моя церковь. А священник в храме – отец Адамс, самый лучший из всех людей, кого я знаю. Пока я болела, он все время был со мной.
Мне пришло в голову, что наконец я нашел человека, с которым можно говорить о ВАЛИСе. Но потребуется время, чтобы узнать ее поближе, тем более что я женат.
Я дошел с Садассой до магазина канцелярских товаров, подобрал подходящую авторучку, а затем мы распрощались – до поры.
Разумеется, я мог поговорить обо всем с моим другом, писателем-фантастом Филом Диком. В тот же вечер я рассказал ему об ИИ-телетайпе, напечатавшем «Португальские Штаты Америки». Он счел это весьма важным.
– Знаешь, что я думаю? – сказал Фил, придя в немалое волнение. – Твой помощник связывается с тобой из параллельной вселенной. С другой Земли, где история пошла отличным от нашей путем. Там не было ни протестантской революции, ни Реформации. Их мир, видимо, разделен между двумя главными католическими странами – Испанией и Португалией. А наука развивалась как подспорье религии и служила ее целям, а не целям светским, как на нашей Земле. Все говорит за это: помощь, окрашенная религиозным чувством, приходит из некоей вселенной, из какой-то Америки, находящейся под властью первой великой католической морской державы. Все сходится.
– В таком случае могут существовать и другие миры, – предположил я.
– Бог и наука работают вместе, – увлеченно произнес Фил. – Неудивительно, что этот голос кажется таким далеким. Неудивительно, что тебе снятся электронные усилители, глухие и немые люди – они наши дальние родственники, которые прошли иной путь развития… А что, может выйти неплохой роман.
Так Фил в первый раз усмотрел в моей истории нечто полезное для него как писателя; или по крайней мере впервые признался в этом.
– Похоже, объясняется мой сон, который показался мне бессмысленным, – сказал я.