– Личность, ничего общего с тобой не имеющая, – промолвил Фил. – Подавляющая, активная, мыслящая. Видишь ли… – он задумчиво потер нос, – это есть в Библии, кажется, в «Откровении Иоанна Богослова». Первые плоды урожая, первые умершие христиане возвращаются к жизни. Вот откуда они взяли число 144 000. Они возвращаются, чтобы помочь утвердить новый порядок – задолго до того, как воскреснут остальные.
Мы оба задумались.
– Как там написано об их возвращении к живым? – спросил я. Я когда-то читал «Откровение», но вспомнить не мог – столько всего было прочитано.
– Они соединятся с живыми, – торжественно проговорил Фил.
– На самом деле?
– На самом деле. Способ не указан. Помню, когда я это читал, пытался представить, где они себе тела раздобудут. У тебя есть Библия? Я хотел бы взглянуть.
– Конечно.
Я дал ему Библию, и вскоре он нашел искомое место.
– Тут не так написано, как я думал. Все остальное разбросано по Новому Завету. С наступлением конца времен первые мертвые христиане начнут возвращаться к жизни. Если представить себе, как мало их было в те апостольские времена – десять, пятнадцать, чуть позже сотня, – то появляться среди живых они будут поодиночке, то там, то здесь, первый, второй, третий. Они будут рассеяны по всей земле… Но откуда возьмутся тела? В своих-то первоначальных телах они не вернутся, Павел сказал об этом совершенно ясно. Тела подвержены тлению.
– Ну так вот: единственные тела, которыми они смогут воспользоваться, – наши.
– Точно, – Фил кивнул. – Предлагаю такую схему. Предположим, один из первых воскресших является в наш мир не в своей телесной оболочке, но, подобно Святому Духу, поселяется в твоем теле. Скажи-ка, как это будет отличаться от того, что произошло с тобой?
Я не нашел, что ответить. Просто смотрел на него во все глаза.
– Ты внезапно обнаружил, что некто говорит с тобой на койне, древнегреческом языке. Голос звучит в твоей голове. И этот некто видит мир так, как его видели ранние…
– Хорошо, хорошо, понятно, к чему ты клонишь, – сказал я с раздражением.
– Этот отправитель телепатем, подавивший твою волю, живет в твоей собственной голове. Передача осуществляется из другого конца твоего же черепа. Из ранее незадействованной мозговой ткани.
– Мне казалось, ты сторонник концепции альтернативной вселенной, – с удивлением возразил я.
– Был таковым четверть часа тому назад, – ответил Фил. – Концепции похожи на самолеты в лос-анджелесском аэропорте – каждую минуту появляется новая. Параллельное полушарие твоего мозга – куда правдоподобней параллельной вселенной.
– Так или иначе, но это – не я.
– Не ты. Если, конечно, ты в детстве не выучил древнегреческий, а потом забыл его. Как и все прочее, вроде внезапно открывшихся сведений о родовом дефекте Джонни.
– Я собираюсь встретиться с Садассой Сильвией, – сказал я Филу. К счастью, Рэйчел была далеко и не слышала моих слов.
– Еще раз?
– Да. В первую встречу я подарил ей авторучку.
– Странный подарок для первой встречи с девушкой, – задумчиво заметил Фил. – Не цветы, не конфеты, не билеты в театр.
– Я же объяснил тебе почему…
– Да, объяснил. Ты даришь некоей личности авторучку, чтобы дать возможность писать. Вот почему. Это называется конечной или телеологической причиной, в основе которой некая цель. Все, во что ты оказался вовлеченным, в конечном счете следует рассматривать в свете цели происходящего, а не его источника. Если даже стая филантропически настроенных бабуинов приняла решение свергнуть Ферриса Ф. Фримонта, нам следует только радоваться. А буде ангелы и архангелы сочтут, что тирания есть благо, мы должны погрузиться в глубокую печаль. Я прав?
– К счастью, – сказал я, – мы не стоим перед подобной дилеммой.
– Так или иначе, нас не должно сильно занимать, кто же они такие, твои таинственные друзья. Важно лишь, каковы их намерения.
Я был вынужден согласиться с Филом. Единственное, что продолжало меня занимать, это утверждение о заговорщиках, сделанное римской сивиллой, что олицетворяла межгалактическую коммуникационную сеть – именно в таком качестве я ее воспринимал. И пока с меня довольно.
Глава 20
Той ночью во сне я принял новую информацию о Садассе Сильвии. Сон был ярким, цветным. В сиянии красок мне явилась огромная книга в кожаном переплете, на котором горели четкие золотые буквы:
Невидимые руки открыли книгу и положили на стол. Внезапно появился не кто иной, как Феррис Ф. Фримонт – угрюмое лицо, тяжелый подбородок; с мрачным видом он взял большую красную автоматическую ручку и вписал свое имя в книгу, которая оказалась толстой разлинованной тетрадью.
Потом вошла пожилая дама в белом халате – такие носят медсестры, – в очках с толстыми стеклами, точь-в-точь как у Садассы; с деловитой скупой улыбкой она захлопнула тетрадь, сунула под мышку и торопливо ушла. Дама очень напоминала Садассу. Знакомый мне квази-человеческий голос искусственного интеллекта произнес:
– Это ее мать.