— Ведь когда с кем-нибудь поделишься, сразу на душе легче становится. Раньше мы, помнишь, все и решали и делали вместе, и сейчас, слава богу, опять так стало. Нельзя допускать, чтобы каждый уходил в собственную скорлупу.
— Это верно, — соглашается лавочник.
— Обещай, что в будущем, если что не так, ты мне сразу будешь рассказывать.
И лавочник обещает. Он и сам видит, что им обязательно нужно вместе обсуждать все проблемы, впрочем, он не думает, чтобы в будущем у них могли возникнуть особые трудности. Ему почему-то, ни с того ни с сего, приходит на память позорный эпизод в супермаркете. Он не рассказывал о нем жене, а откройся он ей сразу, так, может, давно бы и думать о нем забыл. Лавочник в нерешительности: что, если рассказать ей сейчас, когда он уже в состоянии взглянуть на это происшествие более хладнокровно?
— Я тут однажды… — начинает он, но осекается и не может заставить себя продолжать. Нет, лучше постараться забыть досадную историю, к чему ворошить прошлое.
— Что ты сказал? — Она смотрит на него вопросительно.
— Да нет, это я так, насчет новой расстановки, я тебе потом покажу.
Фру Могенсен продолжает на него смотреть. Это ли он хотел ей сказать или, может быть, что-то другое? Что она, собственно, о нем знает? Нет ли у него тайн, о которых ей ничего не известно? Сейчас они откровенны друг с другом, но до конца ли? Что они, действительно, знают друг о друге? Он ведь даже не догадывается о том, что она увлекалась азартными играми. Он не знает, какую уйму денег она просадила на эти автоматы. Теперь это в прошлом, но ее до сих пор совесть мучит, когда она думает о той поре.
— Знаешь… — говорит она и замолкает, не найдя нужных слов. Лавочник смотрит на нее вопросительно, но она уже передумала. Зачем терзать себя и его запоздалыми признаниями, раз с этим покончено? Еще чего доброго расстроишь его в такой момент, когда он только-только обрел утраченный было оптимизм и уверенность в завтрашнем дне. Есть вещи, которые лучше держать при себе.
— Перерыв окончен, — возглашает фру Могенсен, — пора за работу!
Она встает и собирает грязную посуду. Лавочник откладывает недокуренную сигару, идет в лавку и окидывает взором плоды своих трудов. Сделано еще далеко не все, но контуры начинают понемногу вырисовываться. Он уже ясно себе представляет, как будет выглядеть обновленный магазин, светлый и уютный, словно созданный для того, чтобы заманивать покупателей и соблазнять их товарами.
Скоро они кончат, и он опять откроет торговлю. Но когда отворится дверь, все увидят, что это совсем новый магазин, непохожий на прежний, и лавочник в нем будет тоже новый и непохожий на прежнего.
10
Хенрик снова сидит на школьной скамье, он быстро к этому привык. Какое-то время, в самом начале, ему было странно, что не надо облачаться в малярную спецовку, что можно ходить в своей обычной одежде и не заляпывать краской руки, лицо и все остальное. Но это продолжалось всего несколько дней, а теперь ему уже кажется, что он и не прекращал занятий в школе, а просто учится дальше, начав с того места, до которого они дошли в девятом классе, и чувства он испытывает привычные, хорошо знакомые по школьным временам: легкое любопытство и смутный интерес к новым учебникам, какую-то неопределенную скуку на уроках и опасливую неприязнь к преподавателям. И в классе у них та же атмосфера, знакомая ему по школе: особенная гнетущая атмосфера, попеременно то тупая безучастность, то приступы веселого оживления, опросы, объяснения, зубрежка.
И все же разница есть. Преподаватели не такие, они вежливы с учениками и обращаются с ними как со взрослыми людьми. И ученики тоже не такие, как в школе. Некоторые из них ровесники Хенрику, но многие старше, а есть и пожилые, будто по ошибке затесавшиеся в класс, какой-то остряк окрестил их «дяденьками». «Дяденьки» хуже знают учебный материал, чем ученики помоложе, они давно оставили школу, занимались совсем другими вещами и успели позабыть школьные премудрости. Но зато они знают многое другое, у них есть собственное мнение, и они не стесняются его высказывать. Они спорят с преподавателями и возражают им, если находят, что их утверждения противоречат практическому опыту. Они не боятся преподавателей и обращаются с ними как с равными, уважают их за профессиональные познания, но отдают себе отчет в том, что преподаватель не может знать всего, что в некоторых областях они сами разбираются лучше, и при случае они без всякого стеснения дают ему это понять. В них чувствуется целеустремленность и уверенность в себе.
У Хенрика тоже есть целеустремленность, в общем-то. Он твердо решил, что даром времени терять не будет, он знает, что на карту поставлено его будущее, знает, что не должен упускать представившуюся возможность, и дал себе слово использовать ее.