Свободу медведям

Я увидел О. Шратта еще раз. Теперь я находился в полной безопасности, разглядывая его. Он вошел в один из задних коридоров, так что я просто смотрел на ряд животных за стеклом, пытаясь определить, в чьей клетке неожиданно появится из дверцы для служителей О. Шратт, — я знал, он мог видеть только обитателей клеток, а за стеклом лишь пустоту.

Я видел, как из-за него животные меняли позы, в которых, по всей видимости, пребывали долго. Два усталых гигантских муравьеда выглядели так, словно едва не отдали концы от страха перед метавшимся из стороны в сторону, тяжело дышавшим ягуарунди — длинным и тощим маленьким тропическим котом. О. Шратт очень хитер! Он не хочет крови! Начальство О. Шратта заподозрило бы неладное, окажись мелкие млекопитающие искалеченными. О. Шратт — режиссер осторожный; он позволяет состязаниям длиться до изматывающих мертвых поз, он стоит здесь со своим электрическим штырем, не давая ситуации выйти из-под контроля.

Я видел больше чем достаточно, скажу я тебе. О. Шратт сам определяет меру.

Медлительный лори обменялся перепуганным взглядом с лемуром. Малайзийская землеройка в ужасе уставилась на кенгуровую крысу. Мне было так стыдно смотреть: даже умирающий бандикут подвергся унижению со стороны кривлявшегося фалангера. А беременная самка оцелота лежала изможденная в углу своей клетки, прислушиваясь к хриплым стонам и дракам в желобе за задней дверцей.

Этот О. Шратт не знает границ.

Я подождал, пока он не исчез в конце лабиринта, после чего пулей вылетел из организованного им концлагеря.

Я лежал на спине за живой изгородью, думая: «Откуда у него такая идея? Где впервые развилась у О. Шратта извращенная страсть к подобным представлениям, к натравливанию друг на друга мелких млекопитающих?»

Вокруг меня начинает светлеть, но в моей голове по-прежнему нет общей картины. Но должен тебе сказать: у меня определенно есть планы насчет старины О. Шратта.

Тщательно отобранная автобиография Зигфрида Явотника: Предыстория II (продолжение)

14 октября 1944 года Красная армия вошла в Белград вместе с бывшим коллаборационистом Марко Месичем, возглавлявшим югославский контингент. Итак, времена изменились; тяжело было пройти через войну тем, кто до конца оставался на той же стороне, что и в начале.

24 октября 1944 года группа русских партизан была удивлена, обнаружив четников, вступивших в бой с группировкой в двадцать тысяч немцев у Чачака. Пока русские и четники брали немцев в клещи, русский офицер заметил, что партизанам следовало бы атаковать четников с тыла. После сражения четники передали русским четыреста пятьдесят пленных немцев; на следующий день русские войска и партизаны разоружили четников и арестовали их. Капитан четников, Ракович, сбежал, и партизаны тщательно прочесали в поисках его все окрестности Чачака.

Мой отец и Готтлиб Ват по-прежнему находились в горах Словении на западе от Марибора, когда началось преследование капитана четников Раковича.

Никаких преследований в горах Словении не велось. Теперь немцы перешли к обороне, и усташи выжидали, пребывая на перепутье. Красная армия находилась недалеко, на западе Словении, и партизанские отряды действовали вполсилы; фактически, усташи больше не сражались за немцев — не желали настраивать против себя партизан, — и тем не менее они опасались открыто сражаться против немцев. По крайней мере, в Словении.

А Готтлиб Ват впал в депрессию. Его ноги, спина и весь двигательный аппарат находились в плачевном состоянии, а в горах было крайне мало дорог, по которым он мог бы свободно передвигаться на мотоцикле. К тому же к ноябрю в горах стало очень холодно; мотоциклу требовалось более легкое горючее.

Где-то в середине ноября на мотоцикле с коляской, с двигателем 600 кубических сантиметров, начала трещать рация. До этого времени Вратно и Ват считали, что она не работает и что все мобилизованные немецкие силы находятся вне ее досягаемости. Готтлиб начал прислушиваться к рации; через два дня она стала трещать громче, но разобрать по-прежнему ничего было нельзя. Однако на третий день Готтлиб Ват узнал голос одного из бойцов мотоциклетного соединения «Балканы-4».

— Это Валлнер! — заявил Готтлиб. — Чертов придурок, он занял мое место! — И прежде чем мой отец успел оттолкнуть его от рации, бедный Ват переключил тумблер на передачу и заорал: — Свинья! Некомпетентная свинья!

После чего мой отец стянул его с седла, подскочил обратно к рации и переключил тумблер с вещания на прием. Им был слышен холостой ход мотоцикла, почти заглохшего.

Затем голос Валлнера выдохнул шепотом:

— Ват! Герр командир Ват? (В это время Ват вцепился в траву пальцами.) Командир Ват? — снова повторил голос.

Из рации доносилось лишь надрывное холостое урчание, когда Готтлиб сказал:

— Послушай этот мотор! Он не должен так звучать, иначе он заглохнет.

Но рычаг передачи оставался на нейтрале; у Валлнера не было возможности подтвердить то, что он, как ему показалось, услышал.

Голос Валлнера произнес: