Свободу небу!

— Придумал! — вдохновенно сказал дедушка. — Вскрик котов, парик готов!

На стол упал черный парик в белую полоску.

— Извините, мне ни тот, ни другой не нравится, — отреагировал Рон.

— Можно и без парика, — согласилась бабушка. — К нам сегодня Лю приехала. У нее столько румян и красок, что мы тебя до неузнаваемости загримируем.

И тут Рон, который предупреждал девочек не говорить о тайне, поведанной Кривсом, и самим без взрослых проследить за тетей-шпионкой, мрачно обронил:

— Не берите у нее ничего!

— Почему? — поднялись брови у бабушки и дедушки.

— Ты знаешь шпинат, дедушка? — спросила Пава.

— Кто ж его не знает?

— А ты его боишься?

— Он только красного перца боится, — со знанием дела сообщила бабушка.

— Это не шпинат, который в огороде, — воскликнула Картошечка. —  А Шпинат, в котором шпионы.

И потрясенные дедушка и бабушка узнали тайну, которую Кривс совершенно не собирался выдавать двум соседским девчонкам и беглому неуживчику.

— Где этот фальшивый Будущий Ведущий Лидер? — вскричал дедушка.

Но Лю была уже далеко.

Глава 10. Новости подводного мира

Открыв на рассвете глаза, Бочкина им не поверила. Чтобы убедиться, что они верно показывают окружающую дубовую действительность, — Бочкина спала в бочке, где ей еще спать? — она вновь с такой силой сжала веки, что, когда отпустила их, глаза подскочили, будто на пружинах.

Нет, они ее не обманывали: над кроватью действительно сверкала непонятно откуда взявшаяся огромная белая труба с золотистыми полосами, похожая на металлического питона, свернувшегося в кольцо и широко разинувшего ослепительную глотку.

Если б Бочкина разбиралась в духовых инструментах, она бы сразу определила, что перед ней царь парадов — сузафон. Но хозяйка рассохшейся бочки никогда не слышала и не видела духового оркестра.

— Труба! — пораженно прошептала она и удовлетворенно вспомнила, что труба была обещана ей подслушанным заклинанием.

Завороженно она взяла трубу и, не раздумывая, надела через плечо. Медный питон обвил Бочкину, и его жадно открытая позолоченная пасть засверкала у нее над головой наподобие старинного шлема с гребнем.

Величаво и медленно ступая, потому что питон даже без единого звука внутри оказался тяжелым, Бочкина прошла за перегородку, собираясь предстать перед мужем в полной красе. Муж складывал вещи для стирки и не удосужился взглянуть на захваченную блестящей змеей супругу. К счастью, перед губами Бочкиной призывно блестел медный мундштук, оставалось только дунуть в него.

«Ду-ду!» — раздался низкий устрашающий звук, от которого зыбкая бочка содрогнулась, и на миг показалось, что стягивающие ее ржавые обручи лопнут.

«Дочка проснулась, — обрадовался дождь. — Меня зовет: „До-до!”»

По-другому отреагировала самозваная жаба, обитавшая в протоке. «Неужели появилось еще одно земноводное с таким же великолепным голосом, как у меня? — подумала она. — Придется выступать с ней дуэтом или сжить ее со света!»

Только мичман Бочкин не восхитился и не удивился. На секунду оторвавшись от своего занятия, он покосился на жену, опоясанную зычноголосым чудовищем, и хладнокровно изрек:

— Не бей хвостом по палубе!

Раньше Бочкин служил в подводном флоте. Попасть туда считалось большой честью. Дело в том, что весь подводный флот Прямой Реки состоял из одной лишь подлодки, сделанной инженерами-мечтателями из нержавеющего цилиндра, заброшенного большунами в камыш.

Злые языки говорили, что прежде в цилиндре развозили пиво, поэтому никакие заклятия не могли истребить из подлодки хмельной аромат. Но это только увеличивало опасности подводной службы: постоянно вдыхая застоявшийся пивной запах, матросы, сходя на берег или увольняясь в запас, уже не могли обходиться без пива. А некоторым требовались напитки покрепче.

Дисциплинированного Бочкина оставили на сверхсрочную и произвели в мичманы. Он стал отвечать за чистоту и порядок. Ему выдали сундук, называемый по-флотски рундук, набитый чистыми тряпочками. С утра до вечера он без устали протирал части и детали подводного корабля. Он драил перископ и стаканы, ложки и пряжки, лавки для гребцов и рукоятки весел, кортик капитана и тапочки экипажа, носовое сверло и портреты любимых девушек, которые матросы развешивали над гамаками.

Эти портреты в рамочках под стеклом доставляли много забот, потому что вечно были затуманены дыханием и покрыты слюной. У матросов была вредная привычка перед сном целовать своих избранниц, а некоторые прикладывались к ним и в течение дня.

Хорошо еще, что Бочкину не пришлось протирать большой, в полный рост портрет Правителя-Восхитителя в кают-компании. Целовать его — конечно, не в губы! — разрешалось только капитану. Но перед этим он должен был умыться с мылом. А потом собственноручно вытереть следы поцелуя самым мягким носовым платком.