Свободу небу!

Мичман выхватил тускло блеснувший кортик. Кривс метнул в Бочкина веревку, но та ускользнула во мрак, не собираясь связываться с привидением, вооруженным острым холодным оружием.

Пава высвободилась из объятий Роньки и подскочила к бывшему подводнику. Тот вдруг задрожал крупной дрожью и выронил кортик из рук.

Дедушка и бабушка вместе с Бочкиной выбежали на палубу.

— Хотел нас Шпинату выдать, — разобралась в обстановке бабушка. — А ведь бессмертие ищут и для вас!

— На что мне оно? — мрачно потупился мичман. — Чужие тряпки стирать и мыльными пузырями наслаждаться?

— Мне тоже бессмертия не надо, — возмутилась Бочкина. — Но я по ночам в чужую трубу не переодеваюсь. Зачем сузафон надел?

— Для маскировки.

Услышав это, фон Суза жадно впился в уста мичмана. Маскироваться так маскироваться! Отплевываясь, дрожащий подводник отвернул от него лицо. Бочкина, причитая, оторвала сузафон от мичмана.

— Я ему все позволяла, — жаловалась она на мужа. — Хочешь стирать, стирай! Хочешь сушить, суши! Хочешь башку в аквариум вставлять — пожалуйста. А у него на уме, оказывается, другое. Уверена, это не жуки днище прогрызли, а подлодка просверлила.

— Вы похитили Лю и Секача? — сурово спросил мичмана дедушка.

Но тот не ответил. Вместо этого он трясущейся рукой, как летающую тарелку, запустил белоснежную фуражку прямо в реку. Сколько ей можно ходить с непокрытой головой!

Широкий ствол реки, будто обнажив сверкающие корни, распался на несколько потоков. Река врастала в море. Впереди было что-то небывалое, чего все ждали не то с начала плавания, не то с первого дня жизни. Непостижимые тяжесть и громадность с монотонным шорохом обступили их со всех сторон.

— Море, — прошептала бабушка.

Пава с Картошечкой напряженно вглядывались в шуршащий полумрак, пытаясь увидеть, наконец, это загадочное море, сон земли, куда уплыли их родители, где извилистое становится прямым, а прямое извилистым, где они были когда-то золотыми рыбками и слыхом не слышали о Роньке и Кривсе.

Только моря не было. Были лишь звезды. Мостовикам повезло: если б они увидели, какое море большое, а они маленькие, то пришли бы, наверно, в ужас. Но под звездами все кажется маленьким.

Глава 24. Гром и молния

За ночь корягу унесло так далеко, что никакой земли у нее за душой не осталось. Вдали виднелся только горбатый силуэт подводной лодки, что привязалась к ним не хуже той, нарисованной химическим карандашиком лодки, что прицепилась к брюкам Сверча.

Но на преследователей не обращали внимания. Мичман проговорился, что подлодка, плавающая при помощи весел и педалей, никогда не сравнится в скорости с шестилапым однохвостым «Коряглем».

Громоздкие чайки, пролетающие с библиотечным шелестом, тоже никого не пугали. После того как Бочкин был разоблачен и заперт в трюме, всем стало казаться, что самое страшное позади.

— Вижу трубу в фуражке, — оживленно делилась Пава. — Я от неожиданности с крыши упала!

«Это было самое удачное твое падение», — прочитала она в глазах Роньки и сделала удивленное лицо. Прошлой ночью она поняла, как передать свой трепет другим. Надо лишь не прятать его.

Картошечка весело вспоминала, что пыталась выронить штурвал, но под ногами путался Кривс. Кривс согласно кивал и оглядывался по сторонам. Он так и не нашел свою веревку.

— Если ты кого-то приручил, — сказала Картошечка, — дай ему возможность сбежать от тебя.

Бабушка вышла на палубу одна. Она хотела предупредить Сверча, что сегодня ее последний день, но видя, как тот с букварем усаживается за стол, оставила свое намерение.

— Ты без шляпы? — изумилась Пава.

— У меня впереди такой мост, что любая шляпа с головы упадет, — туманно ответила бабушка.

В это время коряга, шедшая по никем не проложенному маршруту, ввалилась в целое поле мусора и резко замедлила ход.

Чего тут только не было! Море колыхало разрисованный восьмерками футляр от очков, ботинок с парусом из лопуха, бумажку с чьим-то изображением, желуди в беретах с пупырышками, заезженную деревянную швабру, сосновую шишку, белый парик в черную клетку и черный парик в белую полоску, шляпы с матерчатыми цветами и перьями, конфетную обертку, пластмассовую зажигалку, чьи-то заношенные штаны и прочую ерунду.

Вражеская подлодка стала разрастаться в размерах. Провалившись в тяжелую, сине-фиолетовую воду и выставив трубу перископа над дрейфующим хламом, она направилась к «Коряглю».

В полуметре от них подлодка выбралась из-под воды, и на узкую палубу высыпали матросы во главе с худым высоченным Мышкиным и заросшим жесткой щетиной Кохчиком.

— Сейчас оборвем вам лапы! — сотрясали они кулаками воздух.

Ослепительная плеть хлестнула небо. От грома затряслись облака. Крупные капли продырявили воду. Дождь увидел, что его дочь давно выросла, нашла себе блестящую пару и пришло время проститься с ней.

Внезапный шквал одним махом разметал плавучий остров барахла и вывел мостовиков на чистую воду.