Свободу небу!

Двумя пальцами он безжалостно сжал розовый шарик. В драже что-то щелкнуло, и оно открылось. Две глянцевые створки отпрыгнули в стороны, и под ними оказался ярко-синий глаз, который осмотрел всех присутствующих. Кажется, на бабушку он взглянул с особенным неудовольствием.

— Так я и знал, — пробормотал дедушка. — Всевидящее око. Как я ненавижу инженеров-мечтателей, которые изобретают такую дрянь для полиции!

— Для денег, — поправила бабушка. — Намечтают на просторный домик, на повозку во много жучиных сил...

— Почему нельзя жить не на деньги, а на росу, например? — воскликнул дедушка. — Или на лунный свет? Или на слова, которые на ветер?

Ответа на этот вопрос ни у кого не было.

— Что мне с тобой делать? — с омерзением обратился Сверч к глазу, который с беспокойством уставился на него.

— Вот что! — выхватила фальшивое драже бабушка и выбросила в окно.

Окно проводило улетающий глаз равнодушным взором и удовлетворенно подумало, как ему повезло, что в доме, по счастью, поселились не мускулистые метатели ядер и дисков, а бросатели футляров, ручек и прочей легкой чепухи.

Зажмурившись, шпионское око оказалось в воде, и когда разомкнуло свои розовые веки, то увидело тинистое дно, по которому к нему подползало неведомое существо с выпученными глазами и растопыренными клешнями.

«Будем наблюдать!» — моргнул неусыпный глаз.

— Почему они решили следить за мной? — мрачно произнес дедушка.

— Почему за тобой, а не за нами? — слегка обиделась бабушка. — Может, это вообще случайность… Сержант думал, что конфетой ребенка угощает.

— Когда тебя последний раз полиция конфетами угощала? — едко спросил дедушка. — Надо протереть пол. Непонятно, какие следы эта гадость оставила!

— Я водкой протру, — принесла бабушка баклажку.

— Водка крепкая? — с подозрением спросил дедушка.

— Сорок градусов, — заверила бабушка.

— Дай капельку на язык попробую!

Бабушка полезла достать серебряную стопку, которая была когда-то наперстком у большунов. Дедушка, пользуясь тем, что бабушка отвернулась, выдернул из баклажки пробку и отхлебнул порядочный глоток.

— Я сто раз просила: хочешь выпить, налей и выпей! — осуждающе обернулась бабушка. — А ты опять тайком пьешь, как горький пьяница!

Пава и Картошечка переглянулись: они не знали, что пьяницы бывают разного вкуса.

— Дедушка, ты какой пьяница? — спросила Картошечка. — Горький или сладкий?

— Кисло-сладкий, — поморщился тот. — Тайком хлебнуть интереснее, чем в открытую… Лей, не жалей, — подставил он наперсток под баклажку.

— Ты же капельку просил.

— А ты говорила, что ни слова не скажешь, если я выпить захочу. Соленого грибка не найдется?

— Водки не останется, чтобы пол протереть.

— Мост с ним! — залихватски ответил дедушка.

Протяжное мычание донеслось с протоки. Это подала голос лягушка-бык, издавна жившая в глубине протоки и глубоко презиравшая понаскакавших неизвестно откуда тонкоголосых лягушек, которые сидели на корточках, выпучив глаза, и квакали непонятно о чем.

В отличие от них у нее был низкий, бархатный, хорошо поставленный бас. Слыша его, ценитель музыки мог подумать, что в камышах обитает орган или фисгармония. К сожалению, с органами и фисгармониями лягушка не была знакома, поэтому причисляла себя не к ним, а к большим жабам. Только у них мог быть такой голос.

— В детстве возле нашего мостика вот так коровы мычали, — лихо осушил наперсток дедушка.

Глава 5. Золотые часы Сверча

Пава и Картошечка, как обычно, проснулись утром на диване в дедушкином кабинете, под одеялом, сшитым из поблекших лепестков мака. Ни один почтальон к ним вчера снова не заглянул. Девочки ждали новостей от папы и мамы. Их родители отправились на поиски далекого острова, про который было известно только, что там нет зимы.

Солнечный заяц безмятежно валялся посреди комнаты. Никаких солнечных волков поблизости не было.

— Мне снилась мама, — мечтательно сказала Пава.

— А мне чудовище, р-р-р, — зарычала Картошечка.

— А мне стакан на колесах! — вошла бабушка, часто видевшая странные сны.

На ней была шляпка, похожая на красный капюшон, но носившая название шаперон. Шляпок у бабушки был целый шкаф, и без головного убора она не только не ходила, но не стояла, не сидела и, возможно, даже не лежала. По крайней мере, в спальню на ночь она уходила в шляпе.

— Почему ты никогда не снимаешь шляпу? — спросила Картошечка через несколько дней после приезда.

— У меня дыра в голове, — с достоинством ответила бабушка.

Картошечка пораженно застыла. Нетрудно было представить себе неудобства, связанные с пробоиной в голове. Туда могли влетать капли дождя и вытекать из носа. Там мог свистать ветер. А свист ветра в голове взрослые почему-то не одобряли. Наконец, в голове могли завестись мошки. В то же время обладание дырявой головой сулило определенные преимущества. Туда могли попасть семена, и голову украсили бы живые цветы.