Сводная сестра для мажора

Останавливаюсь в центре гостиной и недоуменно смотрю в спину Василенко. Её волосы опять кудрявые, она сняла разорванные колготки и надела вчерашнее платье, его край выглядывает из-под клетчатой рубашки Альберто. Поверх Надя повязала фартук и, ловко орудуя лопаткой, лишает девственности блинную сковородку на кухне Чернова.

— Доброе утро! Встала уже? Я тебя не разбудила? Извини, не могла найти миксер и уронила подставку для крышек. Вот садись, я не знаю, что ты любишь, но решила сделать всего по чуть-чуть из того, что нашла в холодильнике. В основном у тебя там только яйца. Поэтому омлет с зеленью и… — слова из Нади вылетают как из пулемета.

Она указывает мне на кухонный остров, заставленный едой и сервированный на двоих. Даже сок апельсиновый выжала из трёх загибавшихся фруктов, лежавших в холодильнике неделю.

Мои брови медленно ползут вверх.

— Не нравится? — сокрушённо всплёскивает руками Надя и бледнеет. — Могу просто воды предложить и аспирина. Я нашла аптечку.

— Сама-то его уже выпила? — не могу удержаться от сарказма и складываю руки на груди, приваливаясь бедром к столу. — У тебя там что-то горит.

Киваю за спину Наде, от последнего её блина уже валит сизый дым. Она ойкает, разворачивается и быстро скидывает его в мусорное ведро, находящееся под раковиной. Неплохо так Василенко здесь уже ориентируется. Где, кроме кухни, она ещё успела полазить?

— Есть не будешь? Может, хотя бы кофе?

Выключив плиту, Надя вытирает руки о фартук и нервно оглядывается по сторонам в поисках кофемашины. Мне хочется выставить её за дверь. Но сначала нужно поговорить. Объяснить, как маленькой нашкодившей девочке, что такое хорошо, а что такое ни в какие рамки не влезает.

— Я сама налью себе кофе, а ты прекрати мельтешить перед глазами и сядь уже, — говорю я, указывая рукой на пустой стул.

Надя замирает с моей любимой чашкой, нелепо вертя её в руках. Смотрит, виновато хлопая ресницами, и опускает взгляд. На её бледном после вчерашних похождений лице, проступает румянец. Прям бедная невинная овечка! Я бы поверила в этот фокус, если бы не стала вчера свидетелем другого!

— Прости меня, пожалуйста, — набрав полную грудь воздуха, выдает подруга. — Я… не знаю, что на меня нашло. Мне нельзя пить. Это было плохой идеей. Я помню обрывками, но понимаю, что, если бы была вчера в адеквате, не проснулась бы здесь, у твоего парня. Спасибо, спасибо, что домой меня не отвезли! Мама меня убила бы.

Парня?

Пусть будет так. Иначе завтра весь универ будет знать, что мы с Черновым живём вместе. А я что-то не очень хочу об этом распространяться. У меня почти получилось вести спокойный и посредственный образ жизни. В университете я староста группы, примерная ученица и не хочу ничего менять.

Хмыкнув, оставляю её жалкие попытки извиниться без ответа. Забираю из рук оцепеневшей Нади свою чашку и ставлю в кофемашину, нажав на «капучино». Поворачиваюсь обратно.

— Тебя сняли на видео, а именно — как ты танцевала стриптиз. Это ты так хотела привлечь к себе внимание или опозориться на всю жизнь? Кстати, ты успела раздеться до трусов и лифчика. Мне продолжать? — выгибаю одну бровь.

— Не надо. Я всё поняла.

Смертельно бледная Василенко поджимает губы и начинает плакать, опуская голову. Закрывает лицо своими кудряшками и громко всхлипывает, шмыгая носом. Пока я молча за ней наблюдаю, развязывает фартук и долго складывает его на столе в аккуратный квадрат, несколько раз проводя рукой по тёмно-синей ткани.

— Я, наверное, пойду, — наконец произносит Надя, поглядывая на меня через плечо.

— Иди.

— Не рассказывай никому про это, ладно? Может, там не было никого из нашего университета. Может быть, мне повезет? — натянуто улыбается одногруппница и идёт в прихожую.

Я — за ней. В квартире идеальный порядок, Надя времени даром не теряла. Плед на диване сложен и подушки аккуратно расставлены, тазика нигде не видно.

— Гейден вроде не учится в нашем универе. Телефон я у него позаимствовала. Когда мой парень проснётся, попрошу его полазить в нём и удалить видео из памяти и облака. Но мой тебе совет: Надь, веди себя поскромнее и избегай таких обществ. Никогда не пей из открытой бутылки и не бери напитки из рук незнакомцев. Представь: если бы я уехала и ты осталась там одна, чем бы всё это закончилось? Думаю, одним видео почти невинного танца дело бы не ограничилось, — говорю, наблюдая, как Василенко застёгивает свои сапоги.

Она что-то мычит мне в ответ, явно рассчитывая поскорее убраться из этой квартиры. Что-то внутри подсказывает мне, что завтра на пары она не придёт. А когда придёт, сядет подальше, как минимум на другой ряд. Мало кто захочет общаться с человеком, который стал свидетелем твоего позора и имеет на руках неопровержимые доказательства. Я вот не общаюсь. Только это совсем не мешает тому человеку иногда напоминать мне о своём существовании.

Вспомнив последнее его послание, сжимаю кулаки, напрягаясь всем телом.