Сводная сестра для мажора

Чёртову сыночку прокурора, которому я не один раз отказывала в близости. Хотя мы были вместе, но я просто не хотела спешить. Хотела быть для него кем-то особенным, а не очередной куклой. Верила в любовь и пони, скачущих по радуге. Все девочки верят в сказки, вот и я… верила.

— Кто. Это. Сделал. — Чеканя слова, произносит Чернов, вена на его виске вздувается, быстро пульсируя, выдавая насколько зол её хозяин.

Моё лицо непроизвольно кривится в плаксивой гримасе. Я чувствую, как поджимается, начиная подрагивать, нижняя губа. И не могу двинуться с места. Мои босые ступни словно приросли к кафельному полу ванной. На меня напал чудовищный паралич.

Миша не смотрит на видео, а всё так же продолжает не моргая глядеть на меня. Раздувая ноздри, считывает мою реакцию.

Я не хочу выглядеть жалко. Не хочу, чтобы он смотрел на меня так.

Ванная тесная, и стены на нас давят, словно ещё больше уменьшая пространство. Моя рука дрожит, ладонь покрывается липким потом, но я и не думаю её опускать.

Вдох-выдох.

— Миша… — голос опять срывается и выходит из груди со скрипом. — Отдай, пожалуйста… Не смотри, пожалуйста… выключи… это.

Я вздрагиваю и прикрываю голову руками, потому что Чернов замахивается и швыряет телефон в стену. Удар получается такой силы, что мой несчастный мобильник разлетается на несколько частей, падая к нашим ногам.

Убрав руки, ошарашенно смотрю на кафель и вмятину на нём, от которой расходится паутинка трещин.

— Прости пожалуйста… я… я… — Пячусь задом, пока бедрами не упираюсь в холодный камень раковины.

Я хочу оправдаться. Сказать, что это не я там выплясываю в чём родилась. Что это не меня опоил после выпускного собственный парень и не побоялся поделиться отснятым материалом с несколькими своими друзьями. Город у нас маленький, информация распространяется быстро. И вот уже на следующее утро видео видели все. Включая мою маму, моих подруг и ректора университета, куда я собиралась подавать документы.

— Твою мать, Катя! — оборвав меня, шипит Чернов. — Я убью того, кто это сделал.

Запрокинув вверх голову, прикрывает глаза. Его грудь часто вздымается, а ладони словно непроизвольно сжимаются в кулаки.

— Не надо… — хнычу, качая головой, прижимая к груди руки. — Ни к чему…

Я даже плакать как нормальный человек не могу. Мне просто хочется исчезнуть из этой ванной и из этой квартиры.

Мне нравилось быть с Мишей на равных. Спорить с ним, ругаться, выводить из себя. Без косых и жалостливых взглядов. Отец не распространялся о моем позоре даже внутри своей новой семьи. Он нашёл людей, которые подчистили материалы с моим участием в интернете. Только видео завирусилось. Прошлось по всем знакомым и не очень. А оригинал Глеб так и вообще нагло отказался удалять. Ему нравилось упиваться моим унижением. Это доставляло ему удовольствие и тешило его чувство власти.

— Оно само воспроизвелось, как только упало на твой телефон, — вдруг говорит Миша, прерывая наше напряжённое молчание. — Я ничего не трогал.

Понемногу дыхание начинает выравниваться, пускаю кислород в лёгкие маленькими порциями и несколько раз киваю, тряся головой как болванчик. Я ему верю, потому что такое уже было. Поэтому отец так внимательно следил за моими контактами и номером. Согласитесь, так себе ситуация, если на лекции внезапно придёт подобный подарочек.

— Спасибо… забудь, пожалуйста… то, что видел… — молю, отворачиваясь от него, цепляясь пальцами за край раковины. — И уйди…

— Никуда я не уйду, — звучит глухой голос за спиной, а в следующее мгновение теплые ладони ложатся мне на плечи.

Миша сжимает их и медленно ведет ими до моих локтей. Разворачивает к себе резким движением. Между нами расстояние не больше нескольких сантиметров. Я ощущаю тепло его дыхания на своих волосах и сжимаюсь в комочек, не в силах поднять на него глаза.

— Мне не нужна твоя жалость.

— К чёрту жалость.

Вздрагиваю и покрываюсь мурашками с головы до ног, потому что Чернов неожиданно ласково проводит костяшками пальцев по моей щеке. Поддевает мой подбородок, заставляя смотреть прямо на него, нависнув сверху надо мной.

— Я собираюсь тебя поцеловать, и это совсем не из жалости. Поняла?

Мои глаза расширяются. Сердце вдруг начинает биться в груди как бешеное, и в этот раз совсем не от ужаса и стыда. Я бы никогда не подумала, что после увиденного он опять захочет меня поцеловать. Что ему не будет мерзко…

— А если я против? — спрашиваю и быстро облизываю губы, неосознанно приоткрывая их.

Взгляд Чернова прослеживает это движение, а мои глаза приклеиваются к его подбитым сухим губам.

— А ты против?

Склоняет голову ещё чуть ниже, не оставляя мне долбаного выбора! Мои ресницы подрагивают.

— Нет.

Мой ответ заглушают чужие губы, для которых спросить разрешения было лишь небольшой формальностью.