Сводная сестра для мажора

— Эй, ты в порядке?

— Да. Или немного нет. Я не знаю, Ал, — бормочу, качая головой.

Могу ли я вывалить всё, что у меня скопилось на душе? Мои проблемы с отцом. Видео от Глеба. Предательство Миши. Стоит только подумать о Чернове, как сердце начинает болезненно тянуть.

Я прикладываю к груди руки и делаю глоток ароматного травяного чая.

В углу студии есть дверь, она ведет в небольшую комнату. Там у Альберто стоят стол, небольшой диван и мини-холодильник. На диване смятая подушка, а на полу валяется скомканный клетчатый плед.

— Садись. Рисовать сегодня будем? Или это просто предлог увидеть меня? — улыбается парень, стараясь меня рассмешить.

Я аккуратно опускаюсь на край, оглядывая подсобку.

Альберто присаживается на корточки около меня и заглядывает в моё лицо снизу.

Он успел надеть растянутый свитер поверх майки-алкашки, в которой спал. И выдал мне мягкие тапочки с кроликами. Я не стала спрашивать, кому они принадлежат, лишь благодарно кивнула, опустив ноги в тепло.

— Хочу рисовать, — говорю твердо. — Пожертвуешь мне один холст? Я тебе заплачу. Как-нибудь потом.

— Какие деньги, Кать, ты что.

— А я тебе не помешаю, вдруг у тебя сегодня занятия?

— У меня выходной по понедельникам. Слишком забитые суббота-воскресенье выходят. И я немного начинаю ненавидеть людей, в частности детей, — хмыкает Альберто и, поднявшись на ноги, выходит обратно в студию.

Закусив губу, смотрю на лежащий около дивана мобильный парня. Я помню Мишин номер наизусть. Могу позвонить и наорать на него. Или попытаться поговорить с ним нормально. За что он так со мной? Нравится унижать людей?

А потом отбрасываю эту мысль в сторону. Он даже не ночевал вчера дома, просто не пришёл. Бросил мне, как собаке, «не скучай» и свалил.

Чай обжигает нёбо, но я всё равно делаю ещё один большой глоток. Пытаюсь заглушить душевную агонию.

— Всё готово. Идём? — Альберто перехватывает мой задумчивый взгляд и хмурится. — Тебе нужно позвонить? Сказать кому-то, где ты?

— Нет. Я, наоборот, хочу спрятаться ото всех. Вообще ото всех. Кажется, я ушла из дома…

— Одобряю, я недавно тоже так сделал. Но кажется, в двадцать шесть это немного поздно делать. Мать бушует. Никак не примет тот факт, что я уже не двухлетний малыш и могу обходиться без неё самостоятельно.

— Поэтому ты ночуешь здесь? — киваю на мятую подушку.

— У меня есть квартира. Вчера лень было ехать.

Мы останавливаемся около мольберта, и я смотрю на краски, которые предложил мне Альберто. Масляные. Они слишком долго высыхают, а я не уверена, что смогу ждать.

— Акрил у тебя есть?

Брови парня ползут вверх, но он не комментирует мой выбор и удовлетворительно кивает. Несколько минут копошится около серванта и приносит мне целую коробку акриловых красок на выбор.

— Ты куда-то торопишься? — задаёт логичный вопрос Альберто, наблюдая, как я откручиваю первый тюбик краски.

— Нет, но хочу закончить сегодня. Поэтому сегодня акрил.

— Я тебя понял.

Тёмно-синий. Кроваво-красный. Немного белого. Пару капель зеленого и фиолетовый. Выдавливаю краски на палитру и беру самую широкую кисть. Сегодня будет просто абстракция. Мне нужно выплеснуть эмоции, очистить голову. Просто красить. Просто делать мазки.

Альберто стоит сзади и наблюдает за моей экспрессией. Он мне совсем не мешает, через какое-то время я даже перестаю замечать его. Слишком увлекаюсь процессом.

Отрываюсь от холста, только когда Ал несколько раз окликает меня, предупреждая, что отъедет ненадолго.

Пока его нет, беру ещё один холст. Без спроса, но я всё возмещу. Пачкаюсь в краске, делаю слишком резкие мазки. Линии получаются небрежными, цвета грязными. Смешиваются оттенки, сюжеты. Одну слишком яркую картинку полностью закрашиваю сверху серой приглушённой краской.

Выдыхаюсь и реву. Размазывая акрил и слёзы по лицу.

Дёргаюсь, когда за плечи меня обнимают чужие руки.

— Тсс, это я, — бубнит Альберто мне в макушку. — На сегодня хватит. Поехали отсюда.

Я смотрю в тёмные мансардные окна, опустив руки вдоль тела.

— Куда? — Губы пересохли и плохо слушаются, голова шумит, и я мечтаю опустить её на подушку.

Ночь была бессонная, день — слишком длинный, и он эмоционально вымотал меня полностью. Я не знаю, куда идти. У меня никого здесь нет. Поехать к Полине Романовой? У неё дома муж и ребёнок, без звонка не нагрянешь. К Наде? Её старшая сестра — бывшая Чернова, при мыслях о котором у меня всё режет и переворачивается внутри.

— Переночуешь у меня. У меня есть лапша быстрого приготовления и сосиски.

— Еда богемы, — хмыкаю, и сбрасываю с плеч руки Ала.

Он отходит в сторону и, пока я мою руки, смотрит на мои картины, почёсывая подбородок.

— Что это за техника?

— Разбитое сердце.

Альберто смотрит на меня, и я выдерживаю этот прямой взгляд, сжав кулаки.

— Кать, Чернов звонил сегодня. Не знаю, что у вас там случилось, но тебя семья потеряла. Они беспокоятся.

Сердце делает рывок и болезненно сжимается. Беспокоятся… Беспокоиться обо мне может только мама. Больше никому нет до меня дела.

— Если ты сдал меня, никуда я с тобой не поеду.

— Я ничего не сказал.