Сводная сестра для мажора

Киваю. Мы молча одеваемся. Альберто выключает везде свет и закрывает мастерскую. Мои картины останутся сохнуть до утра, а потом я не знаю, что с ними делать. Потом я вообще не знаю, что делать.

Вернуться как ни в чем не бывало к отцу? В универ? Опять стать посмешищем? Опять делать вид, что наши с Мишей вселенные не пересекаются, когда я уже знаю, каково это быть с ним одним целым?

Пока мы едем в такси, я прошу у Альберто на секунду мобильник и пишу маме. Прошу не выдавать меня отцу и не переживать, у меня всё нормально. Она сразу перезванивает, и мы немного болтаем, пока я не начинаю плакать. Тихо всхлипываю, слушая мамин ласковый, немного напуганный голос.

— Приезжай домой, дочь. Я тебя жду.

Глава 26

— Ты уверена, что тебе стоит туда ехать? — спрашивает Альберто, когда мы останавливаемся около моего вагона.

Поезд отходит через двадцать минут. Ал купил мне билет и вызвался проводить. Своей машины у него нет, поэтому мы опять ехали на такси. Позавтракали в маленьком кафе около вокзала. И теперь я должна ему целую кучу денег. Он, конечно, никогда не возьмёт их назад, но я обязательно его отблагодарю. Когда найду в себе силы и придумаю, как это сделать.

— Мы это уже обсуждали. Всё будет нормально. Отец не потащится в такую даль. У них с мамой общение на ножах. И думаю, теперь, после моего побега, он точно не заинтересован в моём возвращении. Не удивлюсь, если уже забрал из универа мои документы. Такой позор на его биографии, — хмыкаю безрадостно.

— После твоих рассказов я даже рад, что никогда не знал своего отца, — тихо говорит Ал, засовывая руки в карманы пальто.

Мы вчера много откровенничали о наших жизнях, уплетая лапшу быстрого приготовления и запивая мятным чаем.

Пожимаю плечами и оглядываюсь по сторонам. Неосознанно ищу в толпе людей знакомую высокую фигуру. И не нахожу. Глупо. Банально. Сердце продолжает чего-то ждать, хотя я и пытаюсь безжалостно убить в себе все светлые чувства.

Железнодорожный вокзал рано утром бурлит жизнью, когда я еле смогла продрать глаза. Все спешат, толкаются, таща за собой чемоданы и огромные баулы. В моей руке стакан кофе, на плече сумка, с которой я обычно хожу в университет. Никаких лишних вещей. Даже телефона нет. Именно так в июле я сюда и приехала.

Раздавленная и напуганная, но с огромным желанием бороться. Глебу сломить меня не удалось, это сделал другой человек. Не знаю, был ли у Миши такой план с самого начала, или он придумал его уже по ходу, когда с Библиотекаршей не выгорело.

— Я не думаю, что он мог так с тобой поступить, — словно прочитав мои мысли, говорит Альберто. — Чёрный, конечно, имеет некую скандальную репутацию благодаря своему взрывному характеру. Сама видела, он только рад кулаками помахать. Не мне его судить. Но, судя по твоим рассказам, он подпустил тебя к себе слишком близко. По своей натуре Михан одиночка. У него и друзей-то никогда толком не было, так, приятели. Мы знакомы всю жизнь, и я почти ничего о нём не знаю. А ты — знаешь.

— Вот именно, одиночка. Он всё делает с выгодой, ради себя. Ты пытаешься его оправдать, Ал? Он тебе опять звонил? — прищуриваюсь.

— Нет. Я пытаюсь донести до тебя, что не все враги.

— Не хочу больше никому верить. Я устала.

Проводница напоминает, что скоро поезд отходит. Быстро прощаемся с Альберто, обнимаясь. Он похлопывает меня по спине и желает удачи, обещает что с моими картинами всё будет в порядке.

— Можешь кому-нибудь их продать, — кидаю в шутку и скрываюсь в вагоне.

Кому нужна моя мазня?

Впереди у меня полтора часа мерного и ровного стука колёс поезда по рельсам. Время тотального одиночества наедине со своими мыслями. Время подумать, поплакать и, возможно, поспать, если удастся.

На вокзале меня встречает мама. Мы обнимаемся, и она расцеловывает мои щёки, крепко прижимая к себе. Я выше на полголовы, но, когда обнимаю её, чувствую себя снова маленькой девочкой. Чувствую себя дома.

В подростковом возрасте я нехило так потрепала ей нервы. Но она стойко пережила почти все мои выкрутасы, только пару раз обращалась к отцу, и то скорее от безысходности. Чтобы хоть кто-то мог на меня повлиять. Я ведь хотела именно его внимания, так пыталась привлечь. Сейчас уже понимаю, что без толку.

— Ты без вещей? — спрашивает мама, оглядывая меня с головы до ног.

Я прям вижу, как мысли о моей бледности и худобе тревожными красными буквами отпечатываются в её мозгу.

— Я ушла вчера без ничего, переночевала у знакомого. Обойдусь тем, что есть. Дома же остались мои старые вещи?

— Конечно. Там всего полно. Ну, поехали. Хочешь, приготовлю тебе чего-нибудь вкусного? Или заедем в кафе, — улыбается мама, пытаясь меня подбодрить.

— Я не голодная. Отец звонил? — спрашиваю с тревогой.

Боюсь ответа и хочу залезть назад, в свою скорлупу.

— Да. И я его послала воспитывать кого-нибудь ещё. Пасынком пусть своим займется. Если ему вдруг скучно. Или заведёт собаку. Будет вместе с ней брехать, кто громче. Зачем я его столько лет терпела? Это же чистый абьюз.