Сводные поневоле

Сидел, думал обо всем, вспоминал прошлое и пытался найти точку невозврата, когда я свернул не туда. Искал то, что поможет прийти в себя, перестать испытывать недопустимые чувства.

Искал и не находил.

Не понимал.

Снова и снова прокручивал все разговоры с отцом после того, как Лауры не стало. И мне начинало казаться, что он мог что-то знать, подозревать меня. И понимание этого только сильнее отравляло мысли.

Черт знает, к чему бы все пришло, но позвонила секретарша и напомнила про встречу с Карабановичем.

Нужно было собраться и перестать думать о том, что недопустимо. Потерять этот контракт нельзя, и у меня была пара вариантов, как уговорить капризного клиента остаться в нашей компании.

Достал из сейфа отца несколько папок с наработками. Он частенько собирал досье на заказчиков, чтобы иметь представление о том, с кем предстоит работать. И сейчас мне нужны были документы на этого самого Карабановича.

Вот только ничего подобного я не нашел. Несколько раз просмотрел каждую папку. Нервы были ни к черту, и я, психанув, вытащил все, что еще оставалось в сейфе.

Перебирая документы, нашел свидетельства о рождении, о собственности на дом, еще на кое-какую недвижимость, пару счетов, о которых лучше никому не знать… В общем, ничего нового вроде бы.

Я уже собирался вернуть все на место, когда выпал конверт без подписи. И не запечатанный.

Взяв его в руки, заглянул внутрь — только лист, сложенный пополам. Внутри поселилось странное предчувствие, пока я доставал его и разворачивал.

И оно оказалось верным, стоило мне пробежать глазами первые строчки…

“Любимому мужу

Наверняка ты сейчас злишься. И ругаешь меня. Я даже могу представить, какими словами. Прости, что признаюсь вот так, но иначе я не могла. Не хотела последние дни проводить в больнице, страдая от вереницы капельниц, которые не спасут и не помогут. Слишком поздно я узнала о своем диагнозе, чтобы можно было что-то сделать.

Это моя вина, любимый. Не кори себя за это.

Все эти годы я была безмерно счастлива с тобой. И потому свои последние дни хочу провести рядом с тобой и нашими детьми — сколько бы мне ни было отмерено.

Из тебя вышел замечательный отец, Антоний.

Я хочу сказать тебе спасибо за все, что ты делал для меня все эти годы. За то, что тебе хватило мудрости не сломать юную, взбалмошную девчонку с ребенком под сердцем, которой я была, когда нас поженили. Спасибо, что принял мою Еву, как родную, дал свою фамилию и сделал своей дочерью, хотя не обязан был. Я никогда не говорила, но это было очень важным для меня.

Ты — лучший мужчина. И я безмерно люблю тебя. Прости, что из-за меня наш ребенок… Мне до сих пор больно об этом не то что писать, даже просто думать. Мы договорились никогда не говорить об этом и любить Ника и Еву, радоваться тому, что есть. Но в моем сердце всегда оставался малыш, которого мы с тобой так ждали, которого я не уберегла…

Прости меня за это. Прости, если сможешь.

Я люблю тебя, муж.

И прошу лишь об одном — не ставь на себе крест после того, как я уйду. Живи полной жизнью, помоги нашим детям. Будь с ними рядом и помни — твоя любовь им нужна не меньше материнской… ”

Я перечитал письмо несколько раз, прежде чем в полной мере смог осознать самое важное — Ева мне не сестра.

Как и почему, сейчас не было важно. Судорожно перетряхнул документы и достал свидетельство о рождении Евы, а затем свидетельство о браке родителей.

По срокам выходило, что…

Что Лаура и правда забеременела гораздо раньше, чем вышла за моего отца. И вряд ли она стала бы лгать в своем письме отцу. Выходит, они скрывали правду о том, что мы с Евой не родные? Но почему?

Теперь многие фразы отца выглядели совершенно иначе. И тот вопрос, влюбился ли я…

Черт! Он, получается, знал и молчал! И слова перед смертью тоже приобретали иной смысл. Он хотел успеть рассказать Еве правду? Но почему сейчас? Почему не раньше?

В башке крутилось столько вопросов, что меня реально повело. Мой мир фактически разбился здесь и сейчас.

И вместе с тем охватило нереальное облегчение — я не извращенец. Не псих, которого надо засадить куда подальше, чтобы оградить от собственной сестры.

Мы не родные.

Мы. Не. Родные…

Снова и снова эта фраза крутилась во мне, оставляя следы, перестраивая что-то внутри. Наверное, я бы так и сидел не один час, просто осознавая то, что узнал, если бы не звонок мобильного.

— Алло? — рыкнул на автомате, даже не глядя на экран.

— Эээ… Тут ваша сестра хочет в аэропорт поехать. Выпустить? — раздался вопрос охранника.

Точно. Я же просил докладывать обо всех передвижениях Евы.

— Нет, — хрипло выдохнул я, словно горло драло от каждого слова. — Пусть зайдет ко мне в кабинет.

Отложил телефон и растер лицо руками.

Сейчас она зайдет, посмотрит, а я… Черт, я не псих. Я не извращенец. Я могу! Могу сделать ее своей.

Она может быть моей! Эта мысль расшатывала меня изнутри, разматывала нервы, отравляя с каждой секундой все сильнее.

Я еще не до конца осознал, но уже принял. Принял и уцепился, как за спасательный круг.

— Ты меня звал? — осторожно спросила Ева, замерев на пороге кабинета.