У меня до сих пор сохранилась нотная тетрадь, где Дима давал Мите нотные азы. Ася эти дивные самобытные рисунки прочесть не смогла, она сочла их неакадемическими. Но вскоре с ней случился какой-то нервный срыв, она на всех накричала и покинула нашу школу. Потом оказалось, что среди музыкальных мэтров, особенно признанных, это в порядке вещей: услышали не ту ноту или узрели неакадемическую закорючку — все! Вопли, истерика, расшвырянные пюпитры, избиение младенцев… И им это сходит с рук. Дети сначала плачут, а потом, когда вырастут, благодарят своих мучителей — дескать, больших музыкантов из нас сделали.
На это я отвечу выстраданным наблюдением. Не буду отрицать, что большой музыкант — это бесконечный труд и дисциплина. А порой и умение растолкать локтями конкурентов, чтобы тебя этим самым большим называли в народе. И вот как раз локти дитятке и тренируют эти разгневанные фурии. К музыке же как таковой, к таланту, к небесной материи сочинительства никакое насилие отношения не имеет.
Даже папаша маленького Бетховена, злобный пьяница, в итоге понял это…
Но оставим фурий и монстров! На смену взбеленившейся Асе-пророчице пришел Андрей Петрович, лучший из возможных учителей для ребенка, да и сам еще ребенок, студент консерватории. Но кто лучше студента поймет мальчишку! Вспоминаю Петровича и его матушку-концертмейстера Светлану свет Николаевну — и все существо мое превращается в благодарность. Меня нет, а благодарность есть! И, правда, куда девается этот поток после нас… Может, проливается благословенным дождем над пустыней?
Наверное, музыка началась для Мити радостным возбуждением после того, как сыграл на первом концерте. Они были такие милые и уютные, эти концерты, проводились каждый месяц в малом школьном зале и назывались "Музыкальная шкатулка". Это была пока детская деревянная флейта, и исполнялись на ней немудреные мелодии про птичек и ежиков — "Петушок", "У дороги Чибис", этюды и пьесы Пушечникова и Должикова. Но, быть может, музыка зародилась при первом недовольстве собой? Помнится, меня так поразило это внезапное самоедство у взрывного, активного, поглощающего реальность большими глотками ребенка. Шумного, заметного… В нашей школе при входе был пункт охраны, им руководила одновременно веселая и строгая дама в форме. "Я пришла за…" — начинались объяснения при входе. "Я знаю за кем вы пришли!" — с сакраментальной иронией парирует блюстительница порядка. Митю каким-то образом знают все. Не только потому что он артист по природе своей, он еще и сочинитель фэнтезийных сюжетов, неугомонный адепт динозавров, биониклов, анимэ и, конечно, пиратов — спасибо Джеку Воробью сотоварищи. "Вся школа знает, что Дима любит пиратов", — подняв бровь, сообщила мне замдиректора школы и по совместительству мама одноклассника, который так угадал с пиратским подарком на Митин День рождения.
— У вас ребенок индиго! — с легким страхом и восторгом поведала мне однажды наша юная соседка по маршрутке.
Митя ей минут тридцать вещал, а точнее импровизировал на тему звездных войн, летающих замков, Дарта Вейдера, Наруто, кибер-эльфов, катан и далее по всему своему сказочному пантеону, где Голливуд сливался в экстазе с Миядзаки и все тонуло в джедайских вариациях самурайского кодекса.
Он одновременно экстраверт и пытливый лирик, ведь философский настрой свойственен ему с рождения. Он волнуется перед выступлением и смешно крутит носом. Как ему это удается — у него даже нос подвижный! Зато никакого волнения нет в общественном транспорте, когда его настигает вдохновение ведуна-сказителя и он на весь троллейбус фонтанирует историями о фэнтазийном бестиарии. Новенькая учительница истории, которая теперь ведет продленку, советует ему поучаствовать в конкурсе конферансье. Он, конечно, ходит в школьную театральную студию. Шикарные костюмы ему шьет Лида — один кошачий хвост чего стоит, как и прочие облачения разных роботов и всевозможных бэтменов. Когда я спрашиваю содержание какого-то уж больно прогрессивного спектакля "В поисках Золушки", Митя задумчиво отвечает: "Сначала все собираются вместе — я, то есть Кот, Волк, госпожа Метелица, Хаврошечка, Красная Шапочка, Баба Яга и Бременские музыканты… а потом начинается джаз!"
Вот, оказывается, как он начинался!
8. Русская табуретка
— …конечно, если у вас будет время! — с легкой готовностью к обиде закончила Аполлинария свою сбивчивую тревожно-избегающую речь смущенного творца, который хочет, чтобы его творение было услышано, и одновременно мучительно боится грубых очерствевших сердец.