Свое путешествие ты не заканчиваешь

Она просила меня прочитать о Боре. Прочитать ту мозаику из материнской любви и боли, которую Полли трепетно собирала и записывала после разговоров и переписки с Ларисой. Ведь только несведущим кажется, что повествование из чужих мыслей и чувств — дело плевое. Что это компиляция и копирайтерство, чему цена — копейка. Многие не видят разницу между ширпотребом под копирку и тем самым соловьем Уайльда, который оживляет чужую розу собственной кровью. Ведь только так чужое становится своим и оживает на бумаге. Или на экране — ведь речь шла о сетевой группе "Боря навсегда", которую теперь администрировала Аполлинария. Писала тексты, публиковала фотографии, начинала дискуссии на сложные темы. Иногда писала сама Лариса. Пока это сообщество получалось уютным и дружелюбным — пока не пришли тролли и разные ущербные ничтожества. Полли утверждала, что она за этим строго следит и ни одному кровососущему гаду не позволит здесь кормиться "нашим горем". Она, дескать, этих пиявок чует по запаху мыслей. Очень надеюсь! Но ведь группа "Боря навсегда" рассказывала о той самой страшной, странной, непонятной обывателю правде. Вся история рождения мальчика, вся история его жизни открывалась незнакомым людям. К моему облегчению, публичных обвинений в адрес отца пока не наблюдалось. "Лариса и не собиралась нарушать закон о клевете!" — оскорбленно открестилась Полли от прошлых мстительных намерений. И я решила не бередить эти намерения. Не собиралась — и слава Богу. Хотя тревога никуда не делась. Потому что я не совсем понимала, зачем широким массам знать болезненные детали? Зачем выносить свою рану на лобное место…

— А что в этом постыдного? — снова с какой-то скрытой обидой среагировала Аполлинария.

— Не постыдного, а опасного. И не нужно на меня дуться! — не выдержала я. — Сначала вы заранее обижаетесь на меня за то, что я — как будто бы! — не захочу читать о Боре. Видимо, потому что не читаю ваши фэнтези. Но о Боре я все прочитала, и мне даже очень понравилось… хотя здесь это слово неуместно.

— Да?! Понравилось?! А я так боялась, что не понравится! А вы, между прочим, бываете непроницательной! Я не дуюсь, а волнуюсь, потому что хочу предложить… вам…тоже написать что-нибудь для нашей группы. То, что вам хотелось бы сказать… Вам как человеку, тоже переживающему это горе… Короче, вы поняли меня?

Каюсь, каюсь, дорогая Полли, в непроницательности! Здесь ты права. Твой обиженный и резкий тон — всего лишь от смущения, от мнительности, от боязни отказа. Люди с неустойчивой психикой часто выражают свои светлые чувства темными красками. Но как я могу отказать тебе в такой просьбе?! Это исключено. Просто я… сама ужасно боюсь чужих оценок. Быть отверженной, непонятой, одинокой. Это я, кстати, перечисляю классические симптомы, ибо не только другим, но и себе любитель пошуршать диагнозами. Для невротика это такое же успокаивающее занятие, как для аутиста его странные движения. Такая вот наша психоневрологическая песочница, в которой мы устраиваем перекличку. У меня пограничное расстройство! А у меня постравматический синдром! А у меня биполярка! А у меня шизоидная компонента! А я вообще эпилептоид… И, конечно, жертвы нарциссов, подтягивайтесь и объединяйтесь! Вместе мы сила! Ура!

И вдруг я разревелась… Та самая дыра вместо сердца, дело в ней! Она большую часть времени закрыта на молнию, которую ты с кровавым треском застегиваешь, особенно когда идешь в люди. Чтобы говорить с ними, как будто ничего не произошло — ведь собеседникам именно это и нужно. Но сам ты едва не лопаешься от адского напряжения. Одно из самых удручающих воспоминаний — когда Алеша уговорил меня пойти в гости. После случившегося с Митей прошли четыре месяца. Эта была не Алешина идея, просто дружественные мне знакомые хотели, как лучше. И я была им благодарна. Но какая же звериная тоска и ужас одолевали меня на этой симпатичной вечеринке… Плюс ведь еще ненависть к самой себе за черные мысли, потому что сознание твое, пытаясь спастись от боли, поступает своеобразно. Оно подкидывает в балетную туфельку твоего разума толченую зависть. Мелочную и невыносимую в своей мерзости. Зато сознание с чувством выполненного долга спрашивает: "Что, омерзительно? Так это чтобы отвлечься от той страшной боли. Эта противная таблеточка поможет!" От этой "помощи" суицидальные намерения устроили мне тогда настоящую премьеру своих Половецких плясок! До этого дня, оказывается, были просто скромные репетиции…

Но когда Аполлинария обратилась ко мне, как к человеку "переживающему это горе" — а не пережившему! — этот незаметный для несведущих нюанс с треском разорвал молнию на моей ране. Вроде ерунда, несовершенный вид вместо совершенного. Но, оказывается, Полли понимала, что пережить это невозможно, это можно только переживать. Всегда, постоянно, изо дня в день… И меня накрыла лавина отчаянной благодарности. Есть человек, с кем я могу эту окаянную молнию не закрывать!