Однажды я совершенно случайно устроила Герундия на работу. Он за нее ухватился и пошел в гору. Женился второй раз. В обоих браках у него дети, он хороший отец. Работает теперь чуть ли не в мастерских Большого театра.
Хансен больше к нам не приезжал. Хотя и доставал звонками. Но в определенной стадии опьянения ему было в общем-то все равно, на чьи уши подсесть. Как всякий стареющий психопат, он обнаруживал слезливость и сентиментальность, резко переходившую в злопыхательский бред. И даже его нежное обожание тундры Кольского полуострова все равно оборачивалось обесцениванием рода человеческого. В те годы мне было невдомек, что Хансен кричал о помощи. Что у избалованности и недолюбленности в детстве порой одни и те же симптомы, и их легко спутать. Что колебания между надменной нарциссической холодностью и многочасовыми пьяными истериками — это не вредность характера, а глубокое психическое расстройство. Как могла, я старалась помочь и вела с ним долгие успокаивающие разговоры. Но меня изумляло, насколько неважен был ему собеседник — можно отложить телефонную трубку и заняться делами, например, помыть посуду, а потом снова приложить трубку к уху и услышать, как Хансен ведет вдохновенный диалог с пустотой. Видимо, тундра не зря была для него местом силы. А я-то привыкла считать, что все эти причуды от одиночества, хотя женщины у него случались. Но могла ли психика этих жертвенных агнцев не разрушиться, когда ее окунали то в лед, то в кипяток? Думаю, что Хансен был испытательным воплощением шамана, который родился не в том месте и не в то время… Но когда я узнала, что его земной путь завершился, я прониклась надеждой, что теперь наш камлающий дух не промахнется и воплотится в единственно возможной для него Шамбале, обретя свою вечную Кали.
9. Маленькая тайна
— … Алеша спит? — слышу заговорщеский шепот в трубке. Полли чрезвычайно редко звонит вечерами. Тем более поздними. В это время она обычно пишет сообщения. Она вообще не телефонный человек. И она панически боится разбудить Алешу, потому что знает, как трудно ему бывает заснуть. Бессонница — их общий крест.
— Что случилось?! — пугаюсь я. — Алеша еще не заснул!
Я это точно не знаю, я сижу на кухне, в своей творческой раковине. Но ведь мы не вправе отказывать друзьям в случае экстремальных ситуаций. Мы должны их выслушать, даже если разбудим спящих близких, если только это не больной ребенок.
Алеша тоже так считает… но в данном контексте приравнивает себя к больному ребенку.
Однако не все с нами согласны. Да и меня жизнь заставила задуматься о том, кто есть друг. Но однажды меня поразила Энн — друг! — которая сказала, что я больше не смогу останавливаться у нее, когда приеду в Питер. Потому что у нее теперь секс. Потом она и вовсе перестала со мной общаться — на какое-то время. Я понимаю, что она имела в виду секс с главной любовью своей жизни. Но, даже обладая некоторой широтой понимания, я вряд ли ответила бы так своему лучшему другу. Я откажу другу в гостеприимстве, только если пребывание у меня ему грозит какой-то опасностью. Только если, допустим, любовь моей жизни — буйный алкоголик. Хотя обычно это мало кого пугает. Некоторые даже мечтают о сексе с таким типом. Что уже, в свою очередь, пугает меня. Из всего этого следует, что с дружбой все не так просто на самом деле.
— Наверное, глупо вам звонить из-за обыкновенного комментария, но мне кажется, что я ужасно навредила Ларисе! Возможно даже есть угроза ее жизни… Не знаю, что мне теперь делать!
— Да что же стряслось?
— Понимаете, мне в личку написала одна дама. О том, что если мы пишем о таких вещах в нашей группе, то должны обнародовать имена негодяев, бросивших ребенка. Ведь они могут навредить кому-то еще. Я знаю эту женщину, которая мне написала. То есть я ее знаю не лично, конечно, я читала ее блог. Она не сумасшедшая и не сетевая шавка, она вполне вменяемая особа. Она любит писать о разных нарушениях прав человека… Может, поэтому она и поставила вопрос таким образом.
— Я думаю, что надо четко дать понять, что вы вообще ничего не должны. Вы сохраняете память о ребенке, вы пишете о любви и милосердии, а не обнародуете компромат и не боретесь с системой. У вас совершенно другая задача! — отчеканила я, и даже сама себе удивилась.
— Вот! Я примерно так и сказала! Но зачем-то добавила, что это влиятельные люди из правоохранительных органов, и я не хочу навредить родственникам Бори тем, что обнародую имена этих нелюдей.
— Опять что-то новенькое! А что, они действительно из этих самых органов?
— Да. Из-за этого все и осложнилось тогда…
— Ну допустим… — недоверчиво отозвалась я. — Но чего вы в итоге боитесь? Вы ведь не назвали этой любопытной Варваре их имена!
— Нет. Но эта так называемая Варвара вдруг ответила: "Тогда я знаю, кто они". И всё! И удалилась из нашей группы, представляете?! Что все это значит? Может, она уже кому-то докладывает о Ларисе!