Свое путешествие ты не заканчиваешь

Милая Полли! Ты все же запомнила тот разговор… Мы говорили однажды с ней о бездомности. Я пыталась объяснить, что человеку, которому всегда было, где жить, и его никто не может выгнать в любой момент, не объяснишь, каково это — снимать квартиру всю жизнь. Вот не понимает он и все! Не потому что черствый… нет, конечно, и черствых хватает, и хапуг, и стяжателей — у них свои причины не понимать вообще никого и никогда, даже брошенного ребенка. Но даже если не касаться крайностей, люди в большинстве своем не понимают того, чего не пережили сами. Просто не дано. Эмпатов на свете не так много. И я пыталась объяснить Полли, что стараюсь изо всех сил понять непонимающих. Хотя… порой ка-ак врежу воображаемой щадящей табуреткой, как начну взывать к разуму: вот, чего, мол, ты расхваливаешь этот скрипучий паркет, он все равно не мой, меня отсюда в любой момент могут выкинуть, как приблудную собаку! "А как же договор?" — "Да о чем ты, этой бумажкой только подтереться, разве ты не понимаешь?!"

Нет, не понимает! И надо оставить человека в покое… Ну не убивать же его только за то, что он унаследует три квартиры и никогда-никогда не будет нуждаться в жилье!

И вот не убивать подобных наследников мне помогала скиталица Мэрилин Монро, а если точнее, Норма Джин Беккер (Мортенсон), которая приобрела свой последний и единственный дом за полгода до — как правильно выразилась Полли — исчезновения с земных радаров. И у нее тоже была привычка, как у меня, не распаковывать коробки после переезда. К чему эти хлопоты, если скоро все равно переезжать? За одну эту привычку я почувствовала к ней симпатию. И, собственно, эту привычку от нее унаследовала главная героиня "Завтрака у Тиффани", моей любимой повести. Это Мэрилин была прототипом Холли, и именно она должна была играть в экранизации. Так хотел автор Трумэн Капоте, но Голливуд показал ему кукиш, и Трумэн так обиделся и разозлился, что никогда и не посмотрел то, что получилось. Вот всю эту Одри Хэпберн с метровым мундштуком, икону стиля, как говорится… И, откровенно говоря, он был прав, потому что фильм при всей стильности, не имеет отношения к книге, к этой великолепной бархатной горчинке, к этой шикарной печали, к этой любви, которая всегда ностальгия по невыпитому яду…

И был еще третий момент. Как я предполагаю, Мэрилин страдала тем же недугом, что и я. Сильные боли и кровотечения по женской части. Диагноза "аденомиоз" в те времена не было, поэтому подтверждений медицинских моему предположению не найти. Но есть свидетельства того, что она плохо переносила критические дни. Что всегда брала в это время выходные — это, как сейчас бы сказали, было строкой в ее райдере. С ней случались казусы протекания. Когда ее везли на операцию по удалению аппендицита и желчного пузыря, она приклеила к животу записку с просьбой ни в коем случае не трогать матку. Она перенесла операцию на ней позже. Все эти детали чуть ли не идеально совпадают с моими. У меня никогда не было ни подруги, ни родственницы с теми же "деталями". Один бедный Алеша ужасался кровавым рекам в ванной, и думал, что это фильм ужасов, и я сейчас умру. Один Алеша вытаскивал меня из этих кошмаров, и еще два дивных невероятных доктора — Ольга Львовна и В. Цхай, хирург золотые руки. Но эту долгую историю мне рассказать не судьба, сейчас же я о другом: ни одна моя знакомица не болела тем же. А, если вы еще не забыли, люди толком не сочувствуют тому, чего не пережили сами. Но это еще что! — они хором посоветовали мне удалить женский орган, причиняющий столько неудобств. "А что такого, моя тетя (мама, бабушка) это сделали и совершенно довольны!" — и тому подобное.

И я быстро поняла две вещи: во-первых, лучше помалкивать. А, во-вторых, у меня назрела серьезная поправка к дивному стихотворению поэта, о существовании которого не подозревает Аполлинария. "Смерть — это все мужчины, галстуки их висят…" — гласит искомая строка. К черту галстуки, смерть — это женщины, Иосиф Александрович! И пусть только попробует кто-нибудь со мной поспорить. За годы своих обострений я убедилась, что в мире остались считанные единицы женщин-людей. Примерно пять процентов. А в основном же это замаскированные злобные фурии, желающие уничтожить особей своего пола. И даже не пытайтесь со мной про женскую дружбу, мои убеждения написаны кровью. Кстати, не нужно полагать, что я идеализирую мужчин, я уже слишком стара для этого. Просто подумайте сами: стали бы мужчины наперебой советовать захворавшему другу удалить… э, применим эвфемизм "второе мужское сердце"… и уверять, что папа или дедушка удалили и прекрасно себя чувствуют! Вот, я же говорила, что фурии гораздо страшнее!