Своенравная рабыня

– Хорошо! Буду молчать!

– Можешь молчать сколько угодно, но ты подаришь ночь одному из моих покровителей! – женщина была непреклонна. – Я подожду немного. Ты сама дашь согласие, – и вышла из комнаты, стукнув напоследок дверью.

– Ага! Щас! Разбежалась! Никогда не соглашусь! – кричала ей вслед строптивица, но, не дождавшись ответа и возвращения хозяйки, выглянула из комнаты. Тут же разбежались во все стороны работницы и местные красавицы. – Чего уши растопырили, грымзетки… – съехидничала рабыня, осмотрела узкий коридор, погруженный в полумрак, прислушалась к отдаленному эху чьих-то шагов и нырнула обратно в комнату, предусмотрительно закрыв за собой дверь и подперев ее изнутри громоздким креслом, которое уже несколько дней стояло неподалеку от входа, хотя ему явно было ни там место.

Потерев ладони и осмотрев баррикаду, женщина запахнула на груди полупрозрачный халатик, скорее похожий на балахон, и плюхнулась на огромную кровать на низких витиеватых ножках. Поверхность едва не поглотила женское тело в ворохе скомканных покрывал и разбросанных маленьких подушек.

– Тьфу ты, Бэрхэсова задница, а не ложе любви! – выругалась смутьянка и села, угрюмо уставившись перед собой. – Вот чего ей приспичило меня под какого-то кретина подсовывать, – бурчала она. – Другой пользы что ли от меня нет? Сама так только лапшу им на уши вешает, а меня со своими девками сравнила. – Ни слова не скажу! Никогда не сдамся! Не дождется!

Спустя несколько недель.

«Скукотища… Скандал что ли закатить?» – от идеи о скандале отвлек шум за дверью. Я сидела у окна в огромном кресле. Прошло полдня где-то, но отсутствие часов и пасмурное небо мешали сориентироваться, поэтому могло быть и намного позже или, наоборот, раньше.

Массивная дверь и толстые стены практически не пропускала четких звуков из коридора. И как бы ни старалась расслышать, что же происходит снаружи, слышала лишь отдаленно похожее на слова.

– Что за шум? – прошептала сама для себя и нехотя спустила ноги на пол.

Шум прекратился. А я сидела, вслушиваясь в тишину. Холод медленно крался по телу вверх от голых стоп. За мутными стеклами и решеткой подвывал ветер, я чувствовала сквозняк и даже подумала, что лучше бы перебраться на кровать или закутаться в шерстяное покрывало, но меня уже какой день подряд будто сковывало что-то. Я была словно ленивая медузка, безропотно плывущая на поверхности воды в мертвый штиль.

Дождь барабанил по крыше дома напротив – рабочие постройки. Там находилась кухня, комнаты для стражи или охраны. Не знаю, как их правильно называть. Там же жили наемные работницы из тех, у кого не было своего жилья в Са-ах. И именно на эту крышу мне приходилось смотреть каждый день из единственного окна в моей тюремной комнате. Хотя нет! Чего это я прибедняюсь. Для тюрьмы больно роскошные апартаменты, да и свобода передвижения у меня была – в некой мере. И разве можно дом Наслаждений называть тюрьмой? «Конечно же, нет!» – скажет любой. Почти любой. Нуа-Киала, хозяйка всех домов Наслаждения в Са-ах, никого силой не удерживает. Я ее огромное исключение. Рабыня, которую необходимо или подчинить, или перевоспитать, убедиться в том, что вышло всё на отлично, и только после она подумает о моей вольной. Так все говорят. Но хозяйка пока об этом ни разу не обмолвилась. Идет процесс укрощения строптивой, то бишь меня.

– Сын семьи… – смогла я разобрать, когда оказалась около двери – надоело сидеть в комнате. Видимо, кто-то из девочек нуа-Киала пронесся вблизи от моей комнаты.

– Чей-то сынуля пожаловал? Интересненько, – прошептала я, будто меня могли расслышать, и, тихонько приоткрыв дверь, выглянула наружу.

В коридоре было довольно светло. Я бы даже сказала – на удивление светло. Нуа-Киала предпочитала полумрак, аром меда и цветов и холодные полы, поэтому повсюду стояли букеты в огромных круглых вазах, лампы горели минимально и находились в глубоких нишах в стенах, если огонь в них затухал, никто не спешил его снова зажечь, а ковры лежали только около кроватей и в залах, где хозяйка проводила пиршества для своих гостей. Но пиршеств я пока не видела. Самый шикарный из ее домов Наслаждения чаще всего посещали завсегдатаи. Хозяйка их называла покровителями.

Мимо пронеслась одна из девушек, но не из тех, ради кого сюда приходили гости, а работница. Коричневое платье в пол, коричневый передник, собранные в тугой пучок волосы на макушке, никаких украшений – работниц ни с кем не спутаешь. Я успела ухватить ее за локоть. Девушка дернулась, уставилась на меня, затем ее глаза за несколько секунд округлились до размеров, кричащих «Спасите!».

– Вот тока не надо смотреть на меня так, будто я тебя съем, – выдала я.