Свой — чужой

— Ты, я вижу, впрягся и знаешь, что делать. Если увидишь бандитов — кричи.

Последнее добавление означало, что Егору помогут, если он найдет хоть какую-то конкретику в странной истории с исчезновением помощника прокурора района.

Якушев пришел в свой кабинет, аккуратно разложил на столе распечатки, успокоился, насколько мог, взял ручку и начал работать.

…Несколько абонентов он узнал сразу — телефоны самой прокуратуры, ее домашний номер и свой собственный. Но, конечно, абсолютное большинство абонентов были совершенно ему незнакомы. Егор вздохнул, стал с особыми пометками подчеркивать повторяющиеся номера и сортировать абонентов по частоте их звонков — по принципу убывания. Это была кропотливая и очень скучная работа, но ее требовалось сделать тщательно и аккуратно. Вдруг Якушева что-то забеспокоило — он остановил сортировку и вновь вернулся к Зоиным разговорам в последний день — в субботу. Два последних звонка — оба из прокуратуры, во время этих разговоров Николенко движется, антенны последовательно сменяют одна другую — все по верхней трассе Санкт-Петербург — Выборг… А вот звонок четвертый с конца — Зоя еще была дома. Номер какой-то знакомый. Егор закусил губу, и тут его словно в сердце стукнуло. Он лихорадочно, проверяя себя, открыл в самом начале свой рабочий блокнот и шумно выдохнул. Этот номер принадлежал мобильному телефону Валерия Штукина — тот, уходя, на всякий случай, естественно, оставил его Якушеву.

«Так, — сказал Егор сам себе. — Успокойся. Ну, звонил ей зачем-то Штукин… Ну и что? Она надзирала за уголовным розыском нашего района. Штукин служил в уголовном розыске нашего района… Могли они быть знакомы? Не то что могли — скорее даже просто обязаны были быть знакомыми… И звонить он ей мог по тысяче разных причин…»

Якушев перезвонил в прокуратуру Василеостровского района по номеру, высветившемуся последним в Зоиной распечатке. Как и предполагал опер, последним телефонным собеседником Николенко оказался ее коллега, следователь прокуратуры. Следователь в субботу дежурил и дважды звонил Зое на трубку, чтобы проконсультироваться по поводу задержания одного красавца.

— А странного вы во время разговора с ней ничего не услышали? — спросил Егор следователя прокуратуры.

Тот усмехнулся:

— Ну, ты же понимаешь, при таких раскладах я бы давно уже сообщил обо всем странном, если бы оно было… Разговаривала она нормально, настроение у нее было хорошее. Я еще ее типа подкалываю: «Что это вы, Зоя Николаевна, такая довольная? Не иначе, в такую жару решили на пляж отправиться?» А она в ответ смеется: «Угадал, Саня! На лесное озеро и с любовником!» Она же такая — за словом в карман никогда не полезет…

— Понятно, — сказал Якушев, у которого совсем омерзительно стало на душе после того, как следователь процитировал Зою. Однако для очистки совести и по какому-то наитию Егор решил задать еще один вопрос: — А вы не обратили внимания — может быть, пока вы разговаривали, рядом с ней еще какой-нибудь мобильник звонил?

Сотрудник прокуратуры на другом конце провода задумался, вспомнил, а потом неуверенно сказал:

— Не знаю… Может быть… Насчет телефонного звонка я не уверен… А вот разговор рядом с Зоей какой-то был… Может быть, это кто-то рядом в свою трубку бубнил, но я все равно ничего конкретно не расслышал.

— Спасибо…

— Было б за что… Звони, если что…

Якушев прошерстил все распечатки Зоиного телефона за месяц и установил любопытный факт: первые соединения номеров Николенко и Штукина были зафиксированы ровно в тот день, когда состоялось тяжелое объяснение между Зоей и Егором в садике Академии художеств. А потом соединения пошли каждый день… Почему так? Что это? Внезапное возобновление старого знакомства или что-то другое? Якушев ощутил прилив ревности. Этот Штукин сразу ему показался каким-то… немного странным. Егор вспомнил слова своего начальника: «Если увидишь бандитов — кричи». Оперу стало казаться, будто он увидел — какую-то неясную тень, но кричать при этом не собирался, понимал, что поднимать волну как минимум рано… Егор встал и подошел к окну.

И в этот момент в его кабинет без стука зашел Штукин — он, естественно, не забыл номер кода замка на дверях родного отдела уголовного розыска.

— Здорово… — обомлел Якушев.

— Здоровей видал, — хмуро бросил ему в ответ Штукин и по-свойски уселся на свое место. Вернее — на бывшее свое место. Валера развалился на стуле, достал сигарету и спросил — вроде бы с ленцой, но в которой угадывалось какое-то напряжение: — Николенко ты занимаешься или пусть жирафы думают?

Под жирафами, которым видней[112], Штукин имел в виду сотрудников Главка.

Егор, стоя перед собственным столом и оттого чувствуя себя немного по-дурацки, внимательно посмотрел на Штукина:

— А ты можешь что-то пояснить?

Бывший опер пожал плечами:

— Что-то могу… Но это «что-то» тебе ничего не даст. Я зашел больше по инерции… ну и повод был: о Николенко услышал… Земля-то моя была.

— Так сказать-то ты что хочешь? — Якушев начал немного нервничать, его раздражала самоуверенно-нагловатая манера Штукина, но это раздражение не хотелось показывать.