Свой — чужой

— А для чего? — перегнулся через столик Денис. — Ты можешь ответить на этот вопрос, надоевший сорокалетним мужикам? Для чего?

— Я никогда об этом много не думал, — честно отозвался Штукин. — Некогда было.

— Знаю, — кивнул Волков. — А вот теперь надо подумать. У тебя и времени сейчас для этого побольше будет. Подумай. Я поопытнее тебя по возрасту, званию и должности — пусть и в другой системе. И стреляли в меня не только сегодня. Я знаю, для чего жить.

— И для чего? — Штукин хотел услышать Дениса, чтобы самому было легче формулировать ответ на серьезный вопрос. Волков это понял:

— Ты не ищи себе костылей. Думай сам и ответь себе сам. Я спросил не ради ответа, а чтобы помочь тебе. Подумаешь?

Валерка улыбнулся:

— Помнишь фильм «Ко мне, Мухтар!»? Так вот, там Никулин за своего пса отвечает: «Он постарается».

Денис одобрительно хмыкнул:

— Тоже любишь советскую классику?

Штукин кивнул:

— Люблю. Теперь так снимать не умеют. Теперь все больше синтетический продукт дают.

Волков развел руками:

— Закон рынка. Первые бабки всегда на бодяге делают. Ничего, еще придет время — и до новых шедевров доживем.

Валера покачал головой:

— Для того чтобы производить некоторые вещи, нужна только империя — вся ее мощь, ее атмосфера…

— Империя? Хм… Может быть… Ладно, раз уж ты сам об империи заговорил — вот что я тебе скажу. В ментовке тебя окружают разные, в основном неплохие, но с уклоном в «никакие» люди. Вы все в погонах, и все, как правило, если идете, то на «демонстрацию». А я считаю — и предлагаю тебе, — что идти надо не на демонстрации, а просто по дороге. Так, как идут по ней некоторые, и не самые плохие, люди. Только у дороги — свой Закон. Это не означает, что я советую тебе сменить буденовку на черный френч дивизии Каппеля. Я советую тебе подумать и надеть пробковый шлем солдата колониальной армии. Я не к противостоянию тебя зову и не предлагаю переходить линию фронта с заранее приготовленной листовкой в кармане…

Денис приподнял свой стильный стаканчик с вином, задумчиво посмотрел сквозь него на не очень яркую лампу настенного бра. Вино красиво лучилось и совсем не походило на кровь, хотя и рождало такие ассоциации. Волков сделал большой глоток и продолжил:

— И еще: я редко позволяю себе говорить столь изысканно. Это сегодня, с устатку. Особый случай. И это — доверие.

— Спасибо, Денис, — сказал Штукин и неожиданно вспомнил рассказ своего отчима о Роммеле и о боях за Северную Африку. Отчим рассказывал, как английского генерала Монтгомери ужасно злило, что его солдаты таскают у себя в карманах фотографии этого немца.

— Не за что, — усмехнулся Волков. — Так знаешь, для чего я выжил? Для того, чтобы держать строй. А в нем главное — кто стоит справа и слева от тебя. Все очень просто. И не надо думать дальше. Не надо думать, что еще вся жизнь впереди. Ты не мерь ее лет в семьдесят, мерь лет в тридцать. Не спорь! Решай — время не ждет!

Денис говорил красиво, и Валера постарался подыграть в тон:

— А в тридцать лет что же? Плаха с топорами?

Волков допил свое вино и резко мотнул головой:

— Так ведь чужая плаха милее, чем когда свои как падаль по земле поволокут… Не кручинься, держи строй! Ну, так как ты?

Штукин посмотрел ему прямо в глаза:

— По рукам!

Денис не был бы собой, если бы не уточнил:

— По рукам — потому что деваться больше некуда?

— По рукам — потому что по рукам, — твердо сказал Валера, и в этот момент он даже сам себе поверил. Он словно оттолкнулся от края обрыва и полетел. Но пока ему лететь было еще не страшно, а интересно.

Вот так, собственно, и состоялось внедрение Штукина. Бог часто улыбается всяким секретным приказам, планам и долгим согласованиям. Правда, древние говорили, что смертные часто плачут, когда боги начинают смеяться…

II. Ильюхин

Май 2000 г., Санкт-Петербург

Период мирного сосуществования полковников Ильюхина и Крылова продлился всего несколько дней после памятного расстрела в лифте. Собственно говоря, несмотря на то что в отношении Штукина Крылов при «разборе полетов» у руководства молчаливо поддержал Виталия Петровича, именно этот тройной убой и стал все-таки причиной настоящей войны, вспыхнувшей между сотрудниками уголовного розыска. Точнее, не сам убой, а попытки его раскрытия. Ильюхин хорошо запомнил тот день, когда произошло событие, на которое он не смог закрыть глаза. Полковник в тот самый день, конечно, ничего ни о каком событии не знал — дату он вычислил позже, когда и сам решился на необратимые шаги. Вот тогда, набираясь решимости, Виталий Петрович и вспомнил вдруг — удивительно ярко и четко, как столкнулся лицом к лицу с Крыловым у Доски почета ГУВД.

…Петр Андреевич несся по лестнице Литейного быстро и зло. За ним, как всегда невозмутимый, поспешал Рахимов. Ильюхину Крылов лишь кивнул, а Рахимов вообще никак не обозначил приветствия. Видимо, забыл.

— Видал?! — кивнул Крылов на первую слева в нижнем ряду фотографию на Доске почета. На фотографии красовался в праздничных погонах майор. Начальничек из среднего звена в ХОЗУ.

— И что? — осторожно поинтересовался Ильюхин.