Свои люди

Совсем рядом у дома проурчала машина. Яркий свет фар резанул по окну. Филецкий засуетился, оглядывая недоконченную работу. А на пороге уже слышались шаги. Дверь отворилась, и Мишаня увидел Юрия Аркадьевича.

Он был в легком плащике, руки в карманах. Лицо сосредоточенно-озабоченное. Увидев Мишаню, улыбнулся по-свойски, будто знал, что увидит его здесь, а на словах удивился:

— Вот так встреча! Рад, очень рад! — Но уже в следующее мгновение, окинув придирчивым взглядом стены, оценивая прочность натянутого провода, спросил у Филецкого: — Ну как, Александр? Не оборвется?

— Сто лет гарантии, — довольно ухмыльнулся мастер.

— Сто лет — это многовато! — вздохнул Юрий Аркадьевич. — Тут не знаешь, как до завтра дожить…

Там, в кабинете райпотребсоюза, оставил Юрий Аркадьевич свою официальность. Здесь же был просто усталый человек, уже достаточно пожилой, с мятым лицом и воспаленными глазами.

— Тут на три дня работы, Юрий Аркадьич! А проволоки, думаю, хватит…

— Да, да… — вяло согласился тот. — Хорошо, очень хорошо. — Но сказал это машинально, для поддержки разговора. Мишане показалось, что ни проводка, ни сроки работы его не интересуют. Казалось, думает он о чем-то более важном… — Там портфель у меня в багажнике…

Мастер метнулся во двор и вернулся с портфелем. Юрий Аркадьевич порылся в нем, вытащил бутылку коньяка, примостил на столик.

— Угощайтесь, ребята!

— Я нет. Я не буду! — сказал Мишаня.

— Кончай, ты! — перебил мастер. Глаза его блеснули масляным блеском. Засуетился с закуской. Оказывается, были кой-какие съестные запасы в этом недостроенном доме. И хлеб на столе появился, и вялый пучок редиски, и колбаса.

Филецкий разлил коньяк по стаканам, глянул заискивающе в лицо Родькина.

— Нет! Нет! — отрицательно покачал головой Юрий Аркадьевич и виновато улыбнулся Мишане. — Вы на меня внимания не обращайте! Желудок на пломбе…

— Что ж, выходит, я сам пить должен? — попробовал обидеться Филецкий.

— А что, не справишься?

Нет, не просто знакомыми они были. Покрепче их ниточка связывала. Этот вывод для себя Мишаня тут же сделал. Насторожился. И эту его настороженность Юрий Аркадьевич почувствовал, поднял голову.

— Вот такие дела, Михаил Петрович! Значит, обживаетесь на новом месте?

— Обживаюсь, — сдержанно ответил Мишаня.

— Это хорошо… Вы, пожалуйста, не смущайтесь, будьте как дома… Кстати, мама с папой у вас как? Живы-здоровы?

— Здоровы… — Вспомнил, что обещанного письма отцу о новом своем житье так и не успел написать. Смутился.

Родькин смущения этого не уловил, поинтересовался, чем занимаются родители Мишани, и, узнав, что в роду Сенцовых все кузнецы, заметил с уважительным удовлетворением:

— Колхозный пролетариат, значит?.. Ничего! Обживетесь… — Он поглядел на часы. — А времечко бе-жи-и-ит! Пора травку пить! Здоровье, Михаил Петрович, вечный дефицит! Завидую вашей молодости, как говорится, светлой завистью! В молодости все хочется сразу! — кивнул на новые стены. — Сколько здесь трудов! Сколько здоровья! А ведь на это жизнь уходит. Вся жи-и-изнь! — И встал поспешно из-за стола, протянул Мишане сухую ладошку. — Ничего! Все у вас будет…

— Мы тут посидим чуток. А, Аркадьич? — попросил Филецкий, косясь на недопитую бутылку.

— Нет, нет! Это уже ни к чему! — забеспокоился Родькин. Ключи от дачи у мастера он забрал. И уже во дворе спросил у Мишани: — Может, вас подвезти?

— Да мы дое-е-едем! — отозвался Филецкий. — У нас свой конь есть!

— Как знаете, как знаете! — не стал настаивать Юрий Аркадьевич…

Небо над головой было низким, усыпанное от края до края меловой россыпью.

Руку протяни — звезда упадет в ладонь.

Филецкий на звезды не глядел. Он все-таки умудрился допить бутылку и, как только во двор вышел, захмелел. Голос его в темноте казался Мишане громким, как из колодца.

— Аркадьич голова-а-а! На таких людях все и стоит! Понял, нет? Ты вот ему помог, он тебя на заметочку! Простота-а-а! К председателю поперся! Чего ты к нему поперся? Ласки захотелось? Да ему наплевать на тебя. Ты для него кто? Штатная единица! Понял, нет? А за Аркадьича держи-ись!

— Ты сам держись! — забеспокоился Мишаня. — Сейчас в яму свалишься!

Где-то рядом совсем была эта яма, бассейн будущий.