Свои. Путешествие с врагом

Я все видел. Мне было восемь лет. Я все помню. Нас было десять. Мы с горы смотрели. Приехала машина, вылезла такая красивая женщина, немка, и дала команду. Всех расстреляли, уехали, тогда один остался сторожить, пьяный. Спал, сидя неподалеку от дороги и от той ямы. Потом Норвилас пришел закапывать, Норвилас такой ловкий был человек, так он зубы вынимал. Я этого не видел, только отец рассказывал.

Ну, и один вылез из могилы, весь в крови, но не раненый. Дурачок, мог побежать в гору, побежать и добежать, так нет, он побежал к этому часовому. Так у этого гада еще один патрон оставался. И он выстрелил. Пьяный стрелял, а все равно. За ноги дотащил и бросил обратно…

А вы с еврейскими детьми до того дружили?

А как же, всех знали. Отец кузнецом был, так, бывало, колеса евреям оковывал.

Молодых мужчин расстреливали. По шесть или по пять ставили у ямы. Из винтовок стреляли. Ни один не кричал. Как обмершие были. Потом привезли хлорной извести и засыпали. Те, кто не стрелял, закапывали.

Вы сказали родителям, что видели?

Как не расскажешь. Не пускали идти смотреть. Говорили, куда вы лезете, еще застрелят. Жалел отец тех евреев, как не жалеть. Мы с ними ладили, уживались… Когда они еще живы были, я приходил в лавку, баранок домой приносил на пять центов, на руку накрутив. Пироги пекли, телят резали. И коптильня была, и бойня. Всех знали, но кто стрелял – не знаю, далеко было…

Две недели спустя расстреляли женщин из Плателяя.