Свои. Путешествие с врагом

Как вам кажется, может ли повториться то, что произошло в Литве 75 лет назад?

В Литве и теперь есть движения с националистическими взглядами. Они уже готовятся к “встрече” прибывающих в Литву эмигрантов. Если в Литве когда-нибудь будет построена мечеть для прибывших мусульман, в ней, возможно, разобьют окна… Я все спрашиваю себя, что у нас в этой стране – гражданское общество или национальное государство? Созреем ли мы настолько, чтобы отказаться от амбиций быть национальным государством и заговорить о гражданском обществе, живущем в стране, где испокон веку жили люди, принадлежащие к разным национальностям, культурам, расам. Что случилось, почему мы стали жертвами новой идеологии, идеологии национального государства? Мы должны быть осторожнее, прославляя себя и осуждая других – хотя бы и русский народ, не умея отделить людей России от идеологии Кремля.

Когда вы говорили о захлопнувшейся двери, подумала: я это уже испытала. Мои родственники и некоторые друзья, узнав, о чем будет эта книга, сказали: ты – предательница своей родни, своего народа. Что бы вы им ответили?

А что для вас важнее – осуждение родных или вздох облегчения пребывающих в вечности людей: кто-то осмелился их защитить, сказав правду о том, что они тоже были жертвами? Мы должны сказать вслух, что наши убивали евреев, потом в лесах стреляли друг в друга, доносили друг на друга и ссылали в Сибирь… Что мы делаем теперь, в этом XXI веке – проверяем свою совесть или нет? Усваиваем наконец этот урок или снова ждем, чтобы колесо истории повернулось и опять повторились подобные события? Чтобы нас снова ткнули носом в ту же самую лужу? Позволит ли мне проверка моей совести сделать шаг вперед, к пониманию, к примирению, подать руку тому человеку, чьих близких, возможно, кто-то из моей родни обрек на смерть? Но сегодня я протягиваю руку его потомку со словами: мне больно, и тебе больно, мне грустно, и тебе грустно, я не понимаю, и ты не понимаешь. Может быть, мы сумеем наконец избавиться от всех этих идеологий и сознательно взять на себя ответственность? Ведь от меня зависит, придет ли убийственная идеология или не придет. От меня – сегодня. Неважно, кто я – простой человек или политик, образованный или нет. Палачу необходимы все жертвы. Чем тупее жертва, тем агрессивнее он нападает. Отупевший человек всегда только винтик. Сколько есть систем, которым нравятся такие винтики! Так могу ли я спокойно спать, если вижу, что вокруг меня начинают формироваться такие винтики и находятся люди, которые принимаются собирать их в одном месте?

Так какой самый важный урок мы должны выучить?

Мы – наследники и должны принять наследство. Наши прадеды, другие родственники или их соседи участвовали в Холокосте. Кто-то составлял списки, кто-то стрелял, кто-то спасал, кто-то присваивал вещи убитых. Мы гордимся тем, что унаследовали от дедов громкое имя, землю или титулы. Принимаем это наследство. Однако если кто-то из моих родственников обрек другого на смертные муки – я наследник этой правды. Я могу эту правду отвергнуть, скрывать ее, избегать очной ставки с ней, но правды это не изменит. Как все же хорошо, что правда нам не подвластна и не зависит от нашей воли. Мы только или принимаем ее, или нет. Кто выигрывает больше: тот, кто принимает правду и делает выводы, кается, проверяет совесть и пытается снова навести мосты дружбы и отношений, или тот, кто отвергает правду и вязнет в трясине самообмана, с каждым днем все глубже в нее погружаясь, утаскивая за собой будущее многих поколений? Скорее всего, он станет обвинять человека, принявшего правду: зачем ты в этом роешься, смотри, как мы хорошо устроились в этой иллюзии, так что и дальше останемся жертвами и не станем доскребаться до правды.

Да, наш народ мучили другие. Запрещали язык, веру, не позволяли путешествовать по свету. Но если среди нашего народа были и палачи, почему мы должны бояться этой правды? Разрушит ли она наши судьбы? Может быть, у нас саднить будет, когда мы подумаем о своих предках, о которых кое-что узнали, не так приятно станет смотреть на унаследованные антикварные предметы, которые неизвестно как оказались в доме. Пусть саднит. Но мы будем знать, что мы чувствуем это, потому что просим прощения и раскаиваемся. Знать, что у тех, кто станет жить после нас, не будет саднить из-за нашей жизни и наших решений. Мы ни одного человека не воскресим, не поднимем из могилы, не примирим палача и жертву, но, может быть, усвоим урок, чтобы то, что случилось, больше не повторялось.

Эпилог