Я все еще храню телеграммы, которые посылали друг другу отец и дед, когда я родился. “Эстер родила мальчика”, – написал мой отец тестю, который в то время занимался помощью пережившим Катастрофу евреям в европейских лагерях для беженцев. И мой зейде сразу же ответил: “Предлагаю имя Эфраим”. Скорее всего, тогда, в августе 1948 года, он уже был уверен, что самый младший из его братьев, Эфраим (один из шести), был убит во время Холокоста в Литве. Так вот, его предложение было принято, и родители вместо предполагавшегося Моше Даниэль назвали меня Эфраим Яков.
Дедушка не только выбрал для меня имя, но и решал вопросы моего образования, предлагая школы, которые я должен был посещать, и интересуясь моими успехами. Никогда не забуду открытку, которую он прислал мне из отпуска в Майами в ответ на мое письмо. В этом письме я хвастался, что чистил снег и заработал деньги. Он написал, что готов заплатить мне столько же, сколько я заработал бы, чистя снег, если я это время проведу за учебой. Он оказал огромное влияние на мою жизнь – еще и потому, что дедушка был одной из главнейших фигур Иешивы-университета в США – важнейшего современного ортодоксального учебного заведения.
Мои родители встретились тоже по замыслу деда. Он выбрал моего отца как одного из наиболее способных студентов, видя в нем и возможного зятя. Моему отцу едва исполнилось 24 года, когда он стал преподавателем. Так что в нашей семье дед был настоящим патриархом и примером для всей мужской части родни.
Мой дед гордился тем, что он литвак. Он был уверен, что литваки необыкновенно умны и талантливы. У него был явный комплекс литвацкого величия. Это сочетание – интеллектуальный анализ со стороны деда и “бубба майсес” (бабушкины сказки) с другой – очень сильно на меня повлияло.
Странно, но тема Холокоста в нашей семье не поднималась, и тот факт, что брат моего деда Эфраим был способным исследователем Талмуда, для нас значил больше, чем трагическая гибель в Литве его самого, его жены Бейлы и сыновей Гирша и Элиягу. Лишь намного позже я узнал подробности их гибели. В то время я уже втянулся в тему Холокоста в Литве и других местах. Новые для меня факты еще больше связали меня с Литвой.
Впервые я прибыл в альте хайм – на родину предков, когда Литва еще входила в состав Советского Союза. Я уже с 1970 года жил в Израиле, и в 1985 году израильское правительство предложило мне поехать в Советский Союз и встретиться там с так называемыми “отказниками”, то есть евреями, которые хотели эмигрировать в Израиль, но советская власть им этого не позволяла. Люди, с которыми нам предстояло встречаться, были сионистами, преподавателями иврита. Организаторы искали людей, которые приехали жить в Израиль из западных стран, еще имели паспорта этих государств и, таким образом, могли поехать в Советский Союз, притворившись туристами. Я выбрал для себя Вильнюс, и мне разрешили поехать туда.
И вот осенью 1985 года я впервые приехал в Вильнюс. Мне очень хотелось съездить в Панеряй, где был убит брат моего деда Эфраим. Я знал, что мне не попасть в Линкменис, поскольку туристы с Запада не могли свободно путешествовать по стране. Однако Панеряй – это все еще Вильнюс. Накануне запланированной нами поездки в Панеряй мы столкнулись с КГБ.
Как в каждом городе СССР, в котором побывали, мы пошли в синагогу – евреям в Советском Союзе не запрещено было ее посещать. Конечно, среди молящихся всегда находился внедренный человек – агент КГБ. Когда мы в тот день пришли на вечернюю молитву, в синагоге были только старики и всего один молодой человек, он-то и вызывался показать нам еврейский Вильнюс.
Мы все вместе свернули с улицы Пилимо, где находилась синагога, на улицу Басанавичюса. Внезапно двое мужчин в гражданской одежде напали на нашего проводника и повалили его на землю. Потом велели нам немедленно вернуться в гостиницу, где на следующее утро нам предстоит разговор. На следующее утро мы спустились в вестибюль гостиницы “Литва” и стали ждать назначенного разговора. Никто так и не появился. Мы отправились в Панеряй – если им понадобится, они все равно нас найдут, где бы мы ни были.
Три десятилетия спустя, летом 2015 года, подав в Литве просьбу, я получил архивную справку КГБ, в которой было написано, что наш разговор в синагоге прослушивался – слушали и информировали КГБ сотрудники милиции. Были ли они в синагоге или слушали из стоявшей поблизости машины – этого мы уже не узнаем…