Свои. Путешествие с врагом

Двинемся дальше, во времена распада Советского Союза. Удивительная новость: Литва становится независимым государством, и это пробуждает у меня множество надежд. То, чего десятилетиями и представить себе было нельзя, теперь, в новых политических обстоятельствах, скорее всего, станет возможным. Я принялся писать статьи, в которых говорил о том, что свободная Литва должна добросовестно посмотреть на свое кровавое прошлое – на Холокост. “Будем ждать справедливости от Литвы” – эта статья, напечатанная в марте 1990 года в ежедневнике Jerusalem Post, была словно бы стартовым выстрелом для моей многолетней деятельности в Литве.

Первая моя встреча с независимой Литвой состоялась в июне 1991 года при довольно своеобразных обстоятельствах. Литва пригласила большую израильскую делегацию, в том числе и людей, переживших Холокост в Вильнюсе, на открытие нового монумента в Панеряе. На этом монументе уже не будет советских надписей, маскирующих происхождение и жертв (евреев), и палачей (большей частью литовцев). Уже не будет мелких памятников там, где были убиты около ста тысяч человек, из которых семьдесят тысяч – евреи. Однако только во время церемонии открытия этого памятника, под проливным дождем, я начал осознавать, с какими трудностями придется столкнуться евреям при решении связанных с Холокостом вопросов как в Литве, так и в других посткоммунистических государствах. Эти вопросы связаны и с поминовением жертв, и с преследованием убийц, и с документированием истории, и с образованием, и особенно со сложной проблемой реституции.

Главный оратор на этой церемонии, премьер-министр Литвы Гедиминас Вагнорюс, пытался умалить и масштаб трагедии, и роль литовских убийц в уничтожении еврейской общины в Литве. “Мы не должны забывать о том, что эта трагедия произошла не в одно мгновение, но продолжалась самое меньшее три месяца”, – торжественно произнес Гедиминас Вагнорюс, сократив три года убийств до трех месяцев.

Еще того хуже – он попытался охарактеризовать участие местных жителей в массовых убийствах евреев как действия преступной группировки, хотя факты свидетельствуют о том, что с нацистами сотрудничал весь спектр литовского общества – от ксендзов и интеллигентов до криминальных элементов и хулиганов. Так вот, по мнению Вагнорюса, подвиги литовцев, спасавших евреев во время Холокоста, и общие усилия евреев и литовцев по восстановлению независимости Литвы куда важнее для истории, доброго имени страны и совести нации, чем действия преступной группировки.

Таким образом, в самом начале независимости, на самом высочайшем уровне, Холокостом пренебрегли, провозгласив ложную симметрию между небольшим числом тех, кто спасал евреев, и тысячами тех, кто активно участвовал в истреблении практически всей еврейской общины Литвы. Так вот, если кто-то надеялся, что литовцы открыто взглянут на кровавое прошлое страны и действительно попытаются привлечь к ответственности нацистских преступников, то, слушая Вагнорюса, он должен был понять, что его надежды рушатся.

После церемонии в Панеряе мне удалось добраться до местечка Линкменис – штетла, где родились мой дед и пять его братьев. Мой дед Элиягу совсем молодым утонул в озере, и вдова, моя бабушка (буббе) осталась одна с шестью сыновьями. Это была очень волнующая поездка, прежде всего потому, что в местечке не осталось никаких признаков, свидетельствующих о том, что целыми десятилетиями, а может, и столетиями здесь жили евреи. Путь на землю моих предков был открыт и достижим, но никто там уже не помнил прошлого моей семьи.

Это я пишу теперь, когда после того посещения Литвы прошла четверть века, когда страна вновь обрела независимость и получила возможность впервые в своей истории взять на себя ответственность за свое прошлое. Я стремлюсь к этому все двадцать пять лет своего общения с Литвой, общения со страной, в которой родились и выросли мои предки и с маминой стороны, и со стороны отца. Четверть века я стремлюсь к тому, чтобы память жертв почитали, привлекая к ответственности убийц, чтобы историческая правда об участии литовцев в Холокосте была раскрыта и стала известна и в Литве, и за ее пределами. Мне было очевидно, что эта задача – не из легких и что мои старания в Литве оценены не будут. Однако мне казалось, что, выполняя эту миссию, я не должен стремиться ни к компромиссам, ни к популярности. Враждебное отношение литовцев ко мне и к тому, что я делал, было ценой, которую мне придется заплатить, и я об этом знал.