Читаем Свой среди своих (СИ) полностью

Несмотря на то, что все шли молча, под вечер все же вышла стычка - между Балином и Бомбуром, который пытался объяснить, что еды не хватит на такое путешествие, и надо бы подумать о белках. Кили, которому было скучно, тут же вызвался пострелять, но Балин сказал, что ни о каких белках не может быть и речи, и просто надо меньше есть. Бофур вступился за брата, утверждая, что хоть как ни экономь еду, все равно она скоро кончится, но Торин встал на сторону Балина и был неумолим. Он жестко распределил имеющиеся припасы, пообещав, что будет следить. Тут же начал возмущаться Дори, утверждая, что считать куски у другого во рту - самое последнее дело, а Балин вспомнил историю осады одной крепости, и тут понеслось - Торин едва успел схватить за шиворот племянника, собравшегося ускользнуть в лес под шумок.

Бильбо стоял, бессильно смотря на это дело, и соображал, что сделал бы Гэндальф. Но у него не было ни волшебного посоха, чтоб ударить им о землю, ни грозного взгляда.

- Смотрите! - воскликнул он тревожно и громко, дернул Бофура за рукав, - смотрите, там что-то есть!

Все замолкли и начали оглядываться, похватав оружие: темный лес словно стиснул тропу с обеих сторон, как веревку в кулаке.

- Где?! - Кили ловко положил стрелу на тетиву.

- Кажется, вон там, - сказал Бильбо, указывая в темноту между деревьями. - Или же мне показалось…

- Конечно, показалось, - буркнул Кили, вглядываясь во мглу, - там ничего нет.

- Только перепугал всех, - добавил Фили, - переполошный полурослик.

- В любом случае, устраивать диспуты посреди дороги глупо, - отрезал Торин. - Вперед.

“Переполошный полурослик” хмыкнул, но ничего не сказал - зато Балин похлопал его по плечу и подмигнул.


На стоянке все уже спокойнее отнеслись к тому, что пришлось распределять еду. Бильбо боролся с отчаянным желанием съесть весь свой хлеб с маслом и медом и отдать половину Торину, но тот вряд ли взял бы еду при всех, а прятать было неудобно. Бильбо съел все сам, и почувствовал, что совершенно не наелся, хотя раньше такой порции ему бы хватило на ужин за глаза. Послюнив палец, он подобрал хлебные крошки с тряпицы, на которой лежал его ужин - и вдруг увидел, как Торин протягивает ему свой хлеб.

- Нет, - решительно поднял ладони Бильбо, - нет, Торин.

Тот и спорить не стал, положив хлеб ему на колени. И отвернулся, чтоб не встречаться с ним взглядом и не слушать отказа.

- Торин! - воскликнул Бильбо тихо, медленно доедая хлеб. Потом заметил, что Бофур и Бифур поделились с Бомбуром своими порциями, и слегка успокоился. Бильбо не хотелось чувствовать себя самым оберегаемым в отряде.


В дежурных сегодня остался сам Торин, приказав Бильбо отправляться спать. Устав за день от споров, хоббит решил, что, пожалуй, так будет лучше. Он разложил походную постель и даже умудрился уснуть, но посреди ночи ему приснился жуткий кошмар - про ходячие деревья, руки-ветки и дупла - темные провалы, в которых внезапно загорались глаза.

Из сна Бильбо вынырнул с бесшумным, беззвучным криком и широко открыл глаза. Это все лишь сон, дурачок, подумал он, всего лишь сон. Надо было перевернуться на другой бок, и он почти так и сделал, как вдруг обратил внимание на сидящего у костра Торина, который дежурил вместе с Бомбуром. Часовой Бомбур бесстыже дремал, сложив руки на животе, но Торин не дергал и не будил его. И лицо у Торина в этот момент - когда он думал, что никто его не видит, когда он был погружен в свои мысли, - лицо у Торина было таким, что Бильбо невольно выполз из теплого спальника. Отчаяние и грусть, вот что было написано на суровом лице Торина.


- Не холодно? - тихо спросил Бильбо, подходя к нему ближе.

- Что? - обернулся Торин, чуть сощурил глаза, сжал губы, и лицо его приняло обычное выражение.

- Хочешь, я накрою тебя спальником?

- Нет, зачем… Иди лучше сюда.

И, не дожидаясь, пока хоббит сам сядет к нему на колени, Торин сам подтянул его к себе, приобнимая за талию. Бильбо не сопротивлялся.

- О чем ты думаешь? - шепнул он на ухо Торину, обвив его шею рукой.

- О чем? - усмехнулся тот, - о том, куда нас выведет эта тропа. О том, что путешествие куда серьезнее и опасное, чем даже я предполагал. И о том, что в конце пути нас ждет не награда, а дракон, и приключение только начнется. Вот о чем я думаю.

- Попробуй подумать о чем-нибудь другом, - Бильбо приложил раскрытую пятерню к его ладони, усмехнувшись тому, какие разные у них пальцы.

- О чем, например? - Торин чуть сдвинул пальцы, пропихнул меж его, и стиснул ладонь хоббита. – Аркенстон, камень Трора…

- Камень, - усмехнулся Бильбо, - вот я умею пускать камушки по воде, блинчиками. А ты умеешь?

Торин замолчал, разглядывая его слегка сердито.

- Мой рекорд - пятнадцать блинчиков. Говорят, что монеты бросать удобнее, но у меня никогда не получалось.

- Ваш вислоухий народец, пускающий монеты блинчиками по воде, не кажется мне венцом творения. Не выводи меня из себя, - посоветовал Торин, держа его пальцы в своих.

- Я заменяю Гэндальфа, - Бильбо все-таки цапнул его за ухо и потянул, заговорил невнятно, - это мой долг теперь - поддерживать тебя в тонусе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Смерть сердца
Смерть сердца

«Смерть сердца» – история юной любви и предательства невинности – самая известная книга Элизабет Боуэн. Осиротевшая шестнадцатилетняя Порция, приехав в Лондон, оказывается в странном мире невысказанных слов, ускользающих взглядов, в атмосфере одновременно утонченно-элегантной и смертельно душной. Воплощение невинности, Порция невольно становится той силой, которой суждено процарапать лакированную поверхность идеальной светской жизни, показать, что под сияющим фасадом скрываются обычные люди, тоскующие и слабые. Элизабет Боуэн, классик британской литературы, участница знаменитого литературного кружка «Блумсбери», ближайшая подруга Вирджинии Вулф, стала связующим звеном между модернизмом начала века и психологической изощренностью второй его половины. В ее книгах острое чувство юмора соединяется с погружением в глубины человеческих мотивов и желаний. Роман «Смерть сердца» входит в список 100 самых важных британских романов в истории английской литературы.

Элизабет Боуэн

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика
Новая критика. Контексты и смыслы российской поп-музыки
Новая критика. Контексты и смыслы российской поп-музыки

Институт музыкальных инициатив представляет первый выпуск книжной серии «Новая критика» — сборник текстов, которые предлагают новые точки зрения на постсоветскую популярную музыку и осмысляют ее в широком социокультурном контексте.Почему ветераны «Нашего радио» стали играть ультраправый рок? Как связаны Линда, Жанна Агузарова и киберфеминизм? Почему в клипах 1990-х все время идет дождь? Как в баттле Славы КПСС и Оксимирона отразились ключевые культурные конфликты ХХI века? Почему русские рэперы раньше воспевали свой район, а теперь читают про торговые центры? Как российские постпанк-группы сумели прославиться в Латинской Америке?Внутри — ответы на эти и многие другие интересные вопросы.

Александр Витальевич Горбачёв , Алексей Царев , Артем Абрамов , Марко Биазиоли , Михаил Киселёв

Музыка / Прочее / Культура и искусство