Своя-чужая война

В конце концов Атей сдался, острые кинжалы вскрыли ладони воинов, и у князя появился побратим. После чего счастливый Узелок тут же заявил, что до своего отбытия его брат и сестра, то бишь Виолин, просто обязаны провести обряд соединения двух любящих сердец: его и Элетры Яркой. Тут уж Призрак открутиться вообще никак не смог. Во-первых, за это рьяно взялась Льдинка, которая была рада этому событию не меньше самих молодых, во-вторых, Элетра была уже непраздной. Ну и в-третьих, услышавшая на следующий день об этом Агоста Вешенка чуть ли не силком притащила к князю Штефана Жало, практически потребовав того же самого, что и Узелок.

Но и они были не последними. Первый урожай давно собран, до нового сева еще оставалось время, поэтому жители Оплота решили, что не стоит упускать момента и в оставшиеся дни можно и нужно сделать то, для чего и живут разумные – обзавестись, кто еще не успел, семьей. На два дня Оплот закружило в радостном хороводе. Потянули девушки и женщины упирающихся женихов в храмы. Полилось рекой вино, стали исходить на вертелах, которые выставили прямо на улицах, мясным соком дичь. Загремели здравицы, полетели в небо разноцветные огненные шары учеников магической Академии. Счастливо заулыбались засыпанные ворохом подарков молодожены. Полетели по площадям и улицам оторванные в танцах подметки.

НАРОД СПЕШИЛ ЖИТЬ.

Но все заканчивается, закончился и этот неожиданный праздник. Смолкло веселье, вычистили улицы, закупорили винные бочки, и народ снова накинул на себя лямку, подальше оттаскивая свой новый дом от той пропасти, в которую они чуть не свалились при прежних правителях. А воины во главе с князем отправились лить уже другую жидкость, такую же красную, только теплую и бегущую в жилах каждого живого разумного.

Их умения были нужны на юге.

Глава 4

Лес Темных альвов. Сердце Леса

В самом центре зеленого моря родины темных альвов, что начиналась за рекой Рубежной, которая являлась естественной южной границей Пепелища, возвышались несколько исполинских мелиронов. На самой верхушке одного из них, на выращенной самим деревом небольшой тенистой площадке, за бокалом «Зандийской зари», разговаривали два альва, которые стояли не на последней ступеньке иерархической лестницы этого государства.

– Вот в такие моменты, Мейр, – произнес один из них, глядя, как Хассаш стал прятаться за западной кромкой их Леса, – мне кажется, что сама Тивалена бросает на нас свой взгляд, жалея и одновременно в осуждении качая головой, что мы пропустили еще один день, подаренный ею. Завтра с утра она забудет об этом, вновь улыбнется теплыми лучами Хассаша своим неразумным детям, как бы говоря: «Я дарю вам этот мир, пользуйтесь им, любите его, живите и радуйтесь». А к вечеру снова грустно улыбнется и спрячет своего посланника, чтобы на следующий день начать все сначала.

Его собеседник, баюкающий в руках резной бокал с рубиновой жидкостью, приподняв изогнутую бровь, в изумлении посмотрел на него.

– Да ты философ, друг! – улыбнулся он.

– А что мне остается делать, как только не философствовать? – пожал тот плечами. – Мы добровольно заперлись в своем Лесу, обрекая наших детей вариться в своем собственном соку. И только не уподобляйся некоторым урукхаям, – остановил он собеседника взмахом руки, когда увидел, что тот набрал в грудь воздуха, чтобы ему возразить. – Это они кричат на всю степь, что нужно жить так, как им завещали их предки. Что-то я сильно сомневаюсь, что их предки завещали им всю жизнь собирать «бычьи лепешки», чтобы отопить свои шатры в зимний сезон. Марук молодец…

– Это ты о побратиме Изумруда? – перебил его мужчина.

– О нем, конечно, – кивнул первый и вдруг усмехнулся. – Эх, и навалял он нам как-то раз, – тут же отвлекся он, что-то вспомнив.

– Ну-ка, ну-ка? – подобрался тот, кого называли Мейром. – Что-то я не слышал этой истории от тебя, Нариз. Это было, когда ты в Золотой Имперский служить перешел?

– Я должен был только пройти отбор в него, дружище, – чуть дрогнувшим голосом ответил мужчина, нахмурившись. – И вот уже почти восемь десятков лет жалею, что не успел этого сделать. Возможно, теперь я бы не смотрел с тоской на заходящий Хассаш, а радовался ему, встречая его свет в разных уголках этого огромного мира.

– Или бы ждал своей очереди на перерождение, – возразил ему Мейр. – Изумруд и Вихор – те немногие, кто смог пережить Крах. Золотой почти весь полег на стенах столицы.

– Возможно, – кивнул Нариз. – Зато моя совесть была бы чиста. Что? – улыбнулся он, вновь увидев взметнувшуюся в изумлении бровь своего друга. – Странно слышать такие слова из уст одного из князей?

– Мне странно такие слова слышать из уст любого темного альва. Ну, если не считать изгоев, конечно, – поправился он.

– Вьюнок, – Нариз повернулся к своему собеседнику. – Мы с тобой друзья с детства, знаем друг друга больше сотни лет, оба главы Домов и входим в Совет князей.

– И?

– Давай говорить откровенно.

– По-моему, мы с тобой всегда откровенно говорили, – удивился Мейр.