Своя земля

— Знаю твою доброту. Скажи по совести, вперед все рассчитал, как объегорить, ты же без этого не можешь. — Ламаш покачал головой, насмешливо и ласково улыбаясь. — Лучше посоветуй, где проволочные сетки достать, крольчатник задумал ставить. Все, понимаешь, есть: столбы, кровля, клетки, — а вот сеток нет, и никак достать не могу.

— Объегорить! — Климов снова толкнул его локтем в бок и внезапно, на свой лад, не меняя выражения хитрых, прицеливающихся глаз, затрясся животом от хохота и сразу оборвал смех. — Магарыч будет, говори?

— Ладно, будет!

Климов притянул его за локоть и, оглядываясь по сторонам, будто сообщая важную тайну, сказал:

— На складе райсоюза есть, сам видел. Торопись, а то другие перехватят.

— Верно? Ну, после бюро сбегаю. — Ламаш огорченно развел руками. — Вызвали к десяти, я чуть свет выехал, а когда начнут, сам аллах не разберет.

— Какой хитрец! — засмеялся Климов. — А подождать не можешь, дорогуша? Раз вызвали, жди, все свои грехи вспоминай, как перед исповедью.

— Какие там грехи! Времени у меня позарез. — Владимир Кузьмич провел пальцем по горлу.

— Ишь ты, младенец! — Климов поднял густые темные брови и насмешливо покосился на Владимира Кузьмича. — Наш брат председатель с ног до головы в грехах, как шелудивый пес в репьях, только каяться поспевай.

— Ты скажи, закончил сев? — перебил Ламаш.

— Нынче кукурузу и просо досеваю. Вечером рапорт по всей форме представлю. — Климов с довольным видом провел щепотью по верхней губе, словно расправил пышные усы. — Знай наших, опять всех обскакал.

— И как ты успеваешь, не угонюсь за тобой, — пожал плечами Владимир Кузьмич.

— Дура, и не угонишься, ты с мое попредседательствуй. — Климов похлопал его по плечу. — В хозяйстве хитрость нужна, расчет, без них любой за нос тебя проведет. Я и начал позже тебя, да вперед выскочу.

— Люди у тебя другие, что ли? — вызывающе сказал Владимир Кузьмич.

Климов с благожелательным превосходством посмотрел на него и проказливо подмигнул.

— Зачем другие, такие же, как у тебя, с ухами, с глазами. Важна организация, понял! Шариками веселее крути, тогда, может, и обскачешь меня.

Протискиваясь через толпу, по коридору пробирался помощник секретаря райкома Башлыков. Он приподнял над плечом красную папку-портфель и своим сурово-сосредоточенным лицом походил на пловца, который преодолевает, супротивное течение. Владимир Кузьмич подозвал его.

Оттиснутый толпой, Башлыков остановился перед ними и поправил широкий офицерский пояс на черной суконной гимнастерке. Все его сухое лицо с маленьким вздернутым носиком, казалось, с самонадеянной сдержанностью говорило: «Видите, я очень занят, у меня уйма дел, ну что еще такое?»

— Это ты звонил вчера? — спросил Ламаш.

— Я, Владимир Кузьмич. А что?

— По какому поводу вызвали, не знаешь?

— Ничего не могу сказать. — Башлыков строго поднял брови, как бы приглашая прислушаться к значительности того, что он говорит. — Сам Георгий Данилыч приказал вызвать вас на бюро, а зачем, не знаю.

— Ну-ну, не валяй Ваньку, наводишь тень на плетень. — Климов толкнул его в плечо.

Башлыков брезгливо покривился.

— Долго мне ждать? — спросил Ламаш. — У меня, понимаешь, кое-какие дела есть, срочные. Может, еще не скоро, а? Ты узнал бы.

— Ничего не могу сказать. — Башлыков передернул плечами. — Сейчас прием, а когда вас вызовут, неизвестно.

— А я все-таки попытаюсь. Успею?

— Смотрите сами.

Но Владимир Кузьмич не успел. Пока он бегал от стола к столу в райсоюзе, пока выписал наряд на проволочные сетки, прошло много времени. В райкоме ему сказали, что полчаса назад про него спрашивали, а сейчас в кабинет секретаря вызвали группу председателей, а ему придется обождать.