Сыграй на цитре

Рисовый Пирожок срывается в галоп.

Щелкая зубами, словно летние цикады, я цепляюсь за защищенную выделанной кожей руку Лотос. Езда верхом продолжается и продолжается, целую вечность, а потом еще немного, прежде чем мы прибываем к Пемзовому перевалу. Я отталкиваю от себя Лотос после того, как она помогает мне спуститься, и, пошатываясь, бреду к выходу из ущелья в поисках укрытия, откуда можно будет наблюдать за битвой. Над горизонтом, как клинок палача, висит дым.

Все уже должно случиться. Слуги, которые заботились о моих повседневных нуждах, корабельные матросы, которые связывали между собой лодки по моему приказу, – все они рано или поздно погибли бы в конфликте империи. И все же я вижу их лица. Я вижу его лицо, бледное, но разгоряченное, с его губы капает кровь. Я помню ощущение его тела рядом со своим, переплетение нашей музыки.

С ним все будет в порядке. Стратеги не вступают в бой (еще одна причина для воинов презирать нас). Но он столкнется с силами Облако так же, как и все люди Миазмы. Будут стрелы и мечи. И Облако там тоже будет. Я сомневаюсь, что она окажется милосердна.

На меня накатывает волна тошноты, почти такая же сильная, как в те времена, когда я была отравлена. Но я забрала у Ворона противоядие. Со мной все в порядке. Я прислоняюсь к глыбе пемзы, тяжело дыша, мысли затуманены.

– На что ты смотришь? – спрашивает Лотос, и я подпрыгиваю от неожиданности, услышав, что она рядом.

– Ни на что.

Я ничего после себя не оставила – даже письма Ворону. Любой стоящий стратег поступил бы так же, думаю я, прикоснувшись к сложенной бумаге в рукаве. Это то, что делает меня сильной.

Я не боюсь потерять ничего и никого.

Пошатываясь, я опускаюсь на землю, прислоняясь спиной к скале. Лотос сидит рядом со мной. Я игнорирую ее; она – причина, по которой я нахожусь в этом жалком месте и состоянии.

– Ты была права. О Черепушке. Она дарит тебе подарки, если ты сильна, и эти подарки сделали моих солдат сильными. – Лотос ударяет меня рукояткой своего топора, и я морщусь. – Лотос задолжала Павлину.

Конечно, так и есть. Если бы она действительно чувствовала благодарность, то не потащила бы меня сюда.

Но я не могу вменять себе в заслугу то, чего я не совершала.

– Ты билась с солдатами Миазмы и победила. Ты разделалась со всеми.

– Не со всеми. – Лотос закатывает рукав и протягивает руку. Четыре покрытых коркой следа от ударов плетью на ее коже колышутся, когда она сжимает и разжимает кулак.

– За Мосса.

Мосс, как я полагаю, был подчиненным, который потерял голову от рук Миазмы. Он был бы все еще жив, если бы Лотос послушалась меня с самого начала. Но я не говорю очевидного, и какое-то время Лотос тоже молчит. Мы сидим в исключительной, почти идеальной тишине.

Ее вдребезги разбивает вопль.

Мы вскакиваем на ноги. Ну, по крайней мере Лотос. Я ковыляю, мои ноги словно истыканы булавками и иголками, и я, еле-еле переставляя их, бреду за ней. На полпути вниз по перевалу мы натыкаемся на группу солдат. Они расступаются перед Лотос, и я резко втягиваю воздух, когда вижу одного из них.

Самое худшее в этом не то, что он лежит на земле со стрелой, прострелившей его навылет. Дело в том, что он все еще дергается, как рыба на разделочной доске.

Лотос приседает рядом с ним.

– Вэй? Вэй! – Подергивания прекращаются.

Лотос поднимается. Ее взгляд поднимается к пемзовым наростам по обе стороны от нас. Пока она разглядывает окрестности, мое внимание переключается на стрелу. Оперение наполовину багровое, наполовину черное. Я бы узнала эту маркировку где угодно; я собрала их сто тысяч.

Империя.

Но западня от Миазмы? Здесь? Невозможно. Она не могла предугадать то, как повернется битва. А если бы и смогла, то она не из тех, кто пожертвует всем своим флотом только для того, чтобы захватить меня в плен. Она должна охотиться на Жэнь. А Жэнь сражается в авангарде вместе с Цикадой. Не здесь.

Что-то не так. Я чувствую это на интуитивном уровне.

– Поднять щиты! – кричит Лотос, но слишком поздно. Дзинь, и падает еще один солдат. Со стрелой в груди. Я смотрю на тело, пока мое внимание не перехватывает Лотос. Она запихивает меня за спину и разворачивается, выставив топор. – Построиться черепахой!

Наши солдаты переставляют свои щиты как раз в тот момент, когда на них сыплются стрелы. Большинство отскакивают от бронзовой защиты. Некоторые проникают внутрь. Наконечник стрелы останавливается на волосок от носа солдата; другая стрела прижимает подол моей мантии к земле. Наш строй держится. Град прекращается.

Начинается потрескивание.

Куски горной породы. Маленькие, они летят, когда на пемзе над головой находят точку опоры ноги. Солдаты вокруг меня напрягаются на своих позициях, и я крепче сжимаю веер, когда в поле зрения появляются враги.

Они спрыгивают на землю, как пауки, одетые в черное наемники, с повязанными вокруг их голов и нижней части лица платками. Но мечи и луки на их спинах сделаны из золота империи.

Что-то не так. Мой разум глохнет, становится вялым. Я упускаю какую-то деталь, знак, сдвиг в космосе, который я не смогла предвидеть…