Монстр знает мое имя.
– Зефир, – снова шепчет женщина-змея, но уже без вопросительной интонации. – Росинка! Она вернулась! – Она садится на кровать, берет мое лицо в ладони.
Я отскакиваю назад.
– Я не умерла?
– Умерла? – хохочет женщина-змея. – Конечно нет, глупышка.
Прежде чем я успеваю переварить это, на кровать забирается маленький ребенок, одетый только в пару желтых панталон и щеголяющий блестящей головой без единого волоска, если не считать слипшейся челки. Она заползает ко мне на колени, и я вздрагиваю, когда вокруг нее материализуется облако разноцветных пчел. Но пчелы становятся наименьшей из моих забот, когда она крепко обнимает меня за талию и утыкается носом в мой живот. Внезапно в моей голове раздается голос, звучащий совсем не как у ребенка, а как у голодного зверя.
– Добро пожаловать домой, Зефир, – говорит женщина-змея.
Домой.
Всю свою жизнь я была домом для знаний, но ни одно место не было домом для меня. Ни сиротский приют, ни места обитания моих многочисленных наставников, ни моя хижина в Тислгейте. Может, я и не знаю, что такое дом, но я знаю, чем он точно не является.
И это не дом.
Я отпихиваю ребенка по имени Росинка и отталкиваюсь, вскакивая с кровати. На лице женщины-змеи отображается потрясение. Она замирает, я совершаю побег.
– Зефир!
Я выскакиваю из беседки, пересекаю белые террасы. Небо надо мной расцветает розовым.
Я должна вернуться.
– Зефир! Подожди!
Я бегу быстрее. Если они схватят меня, я уже никогда не смогу высвободиться. Когда они набирают скорость, я ищу что-нибудь – что угодно, – что я могла бы использовать, чтобы замедлить их. Я окружена озером розовых облаков; резной край террасы – единственное, что стоит между небом и мной.
Я нужна им живой. Это все, что я выяснила. И они говорят на моем языке. Пока у нас есть общий язык, я могу договориться с ними.
Мне просто нужно грамотно этим воспользоваться.
Я забираюсь на край террасы.
– Не приближайтесь! Или я спрыгну!
Женщина-змея скользит до полной остановки.
Ребенок останавливается позади нее, но пчелы продолжают увеличиваться в размере по мере своего приближения. Одна долетает до меня и приземляется на нос. Я отшатываюсь назад – и проваливаюсь сквозь воздух – на краткое мгновение.
Все заканчивается прежде, чем я успеваю закричать. Мои чувства погружаются в кромешную тьму.
Появляются очертания, сначала смутные. Мои глаза привыкают к очертаниям маленькой комнаты и неровным контурам человека, сидящего в центре, и это не кто иной, как Жэнь.
Это цитра, осознаю я, когда подхожу достаточно близко, чтобы заглянуть ей через плечо.
– В этом нет необходимости, – бормочу я. – Блеска не останется.
Жэнь не отвечает.
Я подхожу ближе, затем останавливаюсь. Перед Жэнь горят три палочки благовоний. Дым стелется над вазой с персиками, затем поднимается вверх, проходя над табличкой с именем, обычно предназначающейся для покойного.
Но я не умерла. Женщина-змея сказала, что я не умерла.
– Леди. – Я тянусь к ней, трясу за плечо. – Леди… – Я обрываю фразу и пытаюсь произнести ее имя. – Жэнь.
У меня перехватывает дыхание, когда она поднимает взгляд. Ее лицо так близко. Ее взгляд постепенно фокусируется.
– Что? – отрывисто спрашивает она.
– Слава небесам…
– Синь Гун просит вас присутствовать на чаепитии.
Я медленно поворачиваюсь.
На крошечном пороге стоит, ссутулившись, Турмалин. Ее левую скулу пересекает свежая царапина, соединяясь со шрамом на переносице. Неужели она заработала их в Битве у Отвесной Скалы? Мы победили? Мое сердце замирает при мысли об альтернативном варианте.
– Чай, – повторяет Жэнь безжизненным голосом. Она возвращается к полировке моей цитры. – В другой день.
– Ты говорила это вчера, – заявляет Турмалин.
Тряпочка для полировки замирает над струнами.
– Мы победили, миледи. – Я выдыхаю, но Турмалин продолжает: – Ужасной ценой. Но людям нужно…
– Разве тебе не следует обучать войска, Турмалин?