Но ведь в итоге все совсем иначе. «Я» буду божеством Зефир, повелительницей космоса. А годы, проведенные в человеческом мире? Они окажутся лишь мгновением.
Я тянусь к Росинке и дергаю ее за похожую на пучок челку. Она ненавидит, когда я так делаю.
– Да, – шепчу я. Это мой дом. Моя семья. Они никогда не умрут у меня на руках, никогда не оставят меня, как они оставили Цилинь. Не знаю, почему мне так больно это говорить. – Теперь все встало на свои места.
Понаблюдав за мной в течение дня, Надир полагает, что я готова встретиться с Безликой Матерью. Она будет судить о том, пора ли мне обрести свои силы. Я надеваю одежды, которые приготовила моя сестра, и замираю, когда замечаю, что она пристально смотрит на меня.
– Что не так?
– Ты надеваешь то, что я тебя попросила надеть.
– Я верю, что тебе виднее.
Змея вокруг рук Надир сжимается, и я ловлю себя на мысли, что читаю язык ее тела.
– Обычно ты придерживаешься собственной точки зрения.
Перевод: я была еще более высокомерна в качестве бога.
– Что еще… кажется тебе другим? – спрашиваю я, когда мы покидаем Гнездо Авроры – так называется наш дом – и направляемся вниз по террасам.
– Ну… твоя диета, что любопытно.
– Я не это имела в виду, – быстро говорит Надир.
– Ты соблюдаешь диету с высоким содержанием растительной пищи, – исправляется Надир.
Мы доходим до конца террас и начала бесконечного озера.
Поскольку мои силы все еще запечатаны, Росинка призывает облако, чтобы оно доставило нас во Дворец Зенита Безликой Матери. Когда мы ступаем на него, я обдумываю слова Надир и Росинки. Это правда, я потребляла гораздо больше мяса и вина как бог. Я не знаю, почему потеряла интерес и к тому, и к другому в мире смертных. Возможно, потому, что Цилинь недоедала в приюте или обильная еда и питье бессознательно напоминали мне о том существе, которым я больше не являлась.
Высокие беседки Дворца Зенита пронзают далекие облака, когда мы приближаемся к владениям Безликой Матери. Мы забираемся на спины Цяо и Сяо, змей-близнецов, которые у нее в неволе. Их тела выгибаются дугой, образуя радужный мост, ведущий в главный зал.
Безликий Страж останавливает нас на вершине моста.
– Только один может сопровождать, – говорит он сквозь маску, представляющую собой сплошной лист золота.
Змеи Надиры шипят. Я смутно ощущаю ее страх перед стражниками. Более отчетливо я помню, как она прорвалась мимо них, несмотря на свои страхи, чтобы выступить в мою защиту перед Безликой Матерью. Когда Росинка предлагает пойти со мной сейчас, взгляд Надир полон решимости.
– Я отведу Зефир.
Я устремляю взгляд вперед. То, что представляется моему взору, кажется незнакомым лишь на две секунды, прежде чем ко мне возвращаются воспоминания. Вот Ворота Фонарей, которые я однажды подожгла, а вот статуя животного цилинь, на пятой точке которого я выгравировала свое имя – опять же, под влиянием выпивки и нахлынувшей дерзости.
Может быть, Надир тоже вспоминает мои прошлые грешки, потому что она останавливается прямо перед порогом зала. Две колонны по обе стороны от нас возвышаются в солнечном свете, словно ноги великанов.
– Помни, – тихо произносит Надир. – Это Безликая Мать.
– Верно. И она ненавидит меня. – И я не стану ее винить. И Надир, и Росинка намного старше меня – на сто тысяч и семьдесят тысяч лет соответственно, – но я единственная, кому наскучило быть добрым маленьким богом.
– У нее нет понятия ненависти или любви, – поправляет Надир. – Она не знает никаких эмоций, кроме эмоций других. Что бы ты ни скрывала, она увидит. Что бы ты ни чувствовала, она станет использовать это, чтобы испытать тебя.
По мне так лучше бы она просто ненавидела меня.
– Со мной все будет в порядке, – говорю я ради Надир. – Я – Восходящий…
–
Змея сжимается вокруг рук Надир.
– Помни, кто ты на самом деле, Зефир.
Затем слуги Безликой Матери объявляют о нас, и Надир говорит:
– Опусти голову. – Она опускает подбородок. – Тебе запрещено смотреть Матери в глаза, пока тебя об этом не попросят.
Мы переступаем порог.
Вход в зал ощущается как вход в военный лагерь Миазмы. Я тянусь за своим веером… которого не существует. Надир слишком увлечена поклоном, чтобы заметить мою выходку. Я быстро следую за ней, выполняя почтительный поклон, и с возвышения в глубине звучит голос: ни мужской, ни женский.
– Вольно.