Цитрист быстро кланяется.
– Мастер Ворон.
– А теперь можешь идти, – говорит Ворон, прежде чем схватить меня за локоть и увести прочь. Я оглядываюсь, чтобы посмотреть, заметила ли нас Миазма, но она погружена в разговор со своими генералами.
– Что ты делаешь? – спрашиваю я, когда мы покидаем джонку и переходим на другую по прикрепленным доскам. Слуги и корабельные матросы кланяются, когда мы проходим мимо. Я пытаюсь высвободиться, но хватка Ворона железная. – Отпусти.
– Только если ты пообещаешь следовать за мной, – говорит Ворон, когда мы переходим на другую привязанную джонку.
– Что, если я желаю остаться?
– Ради чего? Лу Пая?
– Серьезно, Ворон? – Я упираюсь пятками и высвобождаю локоть. – Ты избегал меня несколько дней, а теперь появляешься без всяких объяснений.
– Мы стратеги. Нам не нужно ничего объяснять друг другу.
Его голос такой же скользкий, как в ту ночь, когда он оспаривал мое дезертирство, и я дрожу.
Но он больше не тянется к моему локтю.
– Не отставай, – говорит он, прежде чем пойти дальше.
Кто он такой, чтобы отдавать мне приказы?
И кем я становлюсь, подчиняясь им?
– Куда мы направляемся? – спрашиваю я еще раз, когда мы спрыгиваем с последней джонки на скалистый берег.
Он не отвечает, и я сержусь.
Мы идем долго, очень долго, еще дольше из-за того, что я все еще плохо себя чувствую после того, как наелась козлятины.
Не знаю, смогу ли я когда-нибудь устоять перед ним.
Ветер усиливается, разрывая мои мысли и проникая сквозь слишком тонкую одежду. Мои нелепо уложенные волосы летят мне в лицо, и я убираю пряди, пока мы карабкаемся по ряду выступающих скал, чтобы столкнуться с еще большим их количеством. Наклонные друг к другу, они создают идеальный воздушный туннель, который приводит мои волосы в совершенный беспорядок.
Внезапно Ворон останавливается.
– На что мы смотрим? – спрашиваю я его в спину. Мы находимся на нижней точке того, что кажется высохшим руслом реки. – Камни?
– Мы рассматриваем твой единственный способ побега.
Я смотрю на него, когда он лезет под плащ и вытаскивает виновника своего объема: спальный мешок, набитый припасами. Он вручает его мне.
– Отсюда до ближайшего города далеко, и я предполагаю, что ты знаешь, как охотиться и ставить ловушки. Тебе это понадобится.
– Я не понимаю.
– Я отпускаю тебя на свободу.
– Я совершенно счастлива там, где нахожусь.
–
Он отстраняется, поднимает голову и смотрит на небо. Сегодня ясно, на скалы проливает свет серп луны.
– Вот почему я такой, какой я есть. Я не шутил, когда сказал, что мой кашель – это мое оружие. Это и оружие, и щит. Может, я – стратег Миазмы, но я не стою ничьего времени или внимания. Моя болезнь в конце концов расправится со мной, и кто-нибудь будет готов заменить меня.
Из всех вещей, которые Ворон сказал мне, это, возможно, самое правдивое. Признание без прикрас, обезоруживающее. Я не знаю, что ответить.
– Если такой человек, как ты, может выжить на Севере, то и я смогу.
– Я рад, что ты считаешь это выживанием. Но не я. – Ворон опускает взгляд, и, прежде чем я успеваю опомниться, он берет мои руки в свои. Я думала, что мои холодные, но у него ледяные. – Ты заслуживаешь того, чтобы жить.
Затем он отпускает меня и подталкивает вперед.
– Уходи.
Я уйду. Завтра я уйду. Я
– Вперед! – велит мне Ворон, когда я не двигаюсь.
– Я не хочу уходить. – Спальный мешок выпадает у меня из рук и падает на камни. – Я остаюсь, – говорю я, расправляя плечи. Меня не волнует, что Миазма – это зло, – кричу я против ветра, чтобы услышало все русло реки. Я подступаю. – Я выбираю ее. Я остаюсь с ней. – Моя грудь касается груди Ворона. – Я остаюсь с
Он улыбается удрученно и недоверчиво.
– Зефир…
Я хватаю его лицо и прижимаюсь губами к его губам.
Он отстраняется, как я и предполагала.
– Чахотка…
Я обвиваю руками его шею и заставляю замолчать еще раз. Я – подброшенная фишка, стратегия уже разворачивается. Я сделаю все, что потребуется, откажусь от всего, от чего должна. Кроме того, чахотка не является гарантированным смертным приговором. Я проживу достаточно долго, чтобы увидеть, как Жэнь возродит величие Синь Бао. Я просто должна остаться в лагере Миазмы на эту ночь.