Сыграй на цитре

Но тогда бы я подожгла еще и Ворона. Как и следовало бы, возражает другая часть меня. Он – враг. Но, если бы он не был моим другом, я бы не смогла подменить противоядие. Империя все равно убила меня, но я умерла не от его руки.

Враг. Друг. Соперник. Мое замешательство растет, когда Миазма говорит:

– Отдохни немного, Ворон, – с тошнотворной нежностью. Как она может все еще заботиться о его благополучии после того, как причинила ему вред?

А как могу я?

– Брось это занятие, – велит Миазма, пока Ворон продолжает расчищать доску. – Пусть это сделает слуга.

Он встает, а слуга опускается на колени вместо него. Он направляется к занавешенному тканями дверному проему и медлит у него.

– Ми-Ми.

– Да?

– Ты когда-нибудь доверяла ей? Зефир?

Мое сердце замирает при звуке моего имени.

Скажи нет, предполагаю я за Миазму. Это должно быть нет. Иначе зачем бы ей устраивать мне засаду на Пемзовом перевале?

Миазма проводит пальцем по раковине своего уха, останавливаясь на колокольчике.

– А как насчет тебя, Ворон? – спрашивает она, как будто сама уже ответила на его вопрос.

Но она этого не сделала, и вместо этого Ворон говорит:

– Нет.

Тишина словно погружает меня под воду. Я трясу головой, пытаясь прочистить уши.

– Тогда почему ты ничего не сказал? – спрашивает Миазма.

– Я хотел выразить уважение твоему желанию.

На лице Миазмы пролегают морщинки.

– Ладно, но, на будущее, больше так не делай.

– Боюсь, мне придется, – мягко говорит Ворон. – Иначе ты можешь убить меня.

Неужели ты ничего не боишься? Зачем напоминать ей?

Но Миазма просто снова заливается смехом.

– Ты прав. Ты, Ворон, прав и мудр. На этот раз одурачили меня. Я думала, что кто-то настолько умный должен желать лучшего, чем следовать за Жэнь.

Я не слышу ответа Ворона.

Миазма доверяла мне.

А вот Ворон – никогда.

По крайней мере, так он говорит. Я не принимаю его ответ, как это делает Миазма. Уважение к ее желаниям не стоит потери целого флота. Уважения к ее желаниям недостаточно, чтобы объяснить, почему он с самого начала не отказался от использования противоядия. Он спас мне жизнь на лодке. Он должен был доверять мне, хотя бы немного.

– Зачем лгать? – требую ответа я.

Ворон не отвечает. Я продолжаю тащиться за ним по узкому коридору и, прежде чем успеваю опомниться, оказываюсь в его комнате. Он закрывает дверь, его рука касается моей. Это кажется таким реальным. Я жива. Он жив.

Мы оба живем, но по разные стороны этого мира.

Он стягивает с себя плащ и вешает его на крючок на стене. Без него он становится худым, почти исчезает. Он также начинает разворачивать свои одежды, и я собираюсь отвести взгляд, когда он останавливается, будучи полураздетым, и, судя по температуре моих щек, с таким же успехом он мог бы сейчас стоять раздетый полностью.

Он носит халат с развязанными завязками, как шаль, когда сидит за своим столом. Я сажусь рядом с ним. Он поднимает правую руку, рукав соскальзывает, когда он тянется за кистью, и наконец я замечаю повязку. Она намотана на его кисть и перевязана через пространство между безымянным и указательным пальцами.

Палец, его нет.

Я не знаю, чувствовать ли мне облегчение или ужас. Миазма могла бы легко отнять всю его руку. Он мог расстаться с жизнью, как призраки в той комнате, возможно тоже когда-то бывшие на службе у Миазмы.

Он и так потерял слишком много.

Ручка кисти, которую нужно бы прочно взять, поставив между безымянным и средним пальцами, раскачивается в захвате Ворона. Понаблюдав за его борьбой в течение нескольких минут, я не могу этого вынести, я обхватываю его руку своей. Я делаю вид, что помогаю, хотя это не так. Я причиняю ему боль, если уж на то пошло, потому что лицо Ворона бледнеет. Повязка окрашивается кровью.

Я отдергиваюсь, тяжело дыша.

– Ложись спать.

Он не слушает. Не может услышать. Я полагаю, он не стал бы слушать, даже если бы мог.

Ночь сгущается, в комнате холодает. Наконец Ворон откладывает кисть. Он откидывается на спинку стула, закрывает глаза.

Его дыхание выравнивается и замедляется.

Я пришла ради Жэнь, а не ради Ворона. Ворона, который только страдает из-за меня. Я обманула его. Он купился на это. Я видела, чего ему это стоило.

Мне нужно уходить.

Но еще на один удар сердца я остаюсь. Я сажусь рядом с ним за стол. Заново изучаю его лицо, хотя никогда его не забывала. Когда его голова опускается, а пола халата соскальзывает, я пытаюсь вернуть ткань на место, хотя знаю, что это бесполезно. Мои пальцы касаются его кожи.

Его глаза распахиваются.

Мой пульс подскакивает. Он видит меня. Я уверена в этом.

Потом его веки закрываются. Он вздыхает, звук такой надтреснутый, что я замираю, пока он снова не засыпает.

Ясно, что я оказываю какое-то влияние на Ворона, точно так же, как на Миазму. Могу ли я существовать вот так, как бог в мире смертных, и каким-то образом все еще служить Жэнь?

Не как бог.

Мой взгляд резко взлетает над плечом Ворона, и я вижу Росинку, стоящую у стены, ее голова едва достает до низа его плаща.