И запрыгивает на колени Ворону.
– Слезь с него. – Я хватаюсь за Росинку, но ее пчелы преграждают мне путь. – Ты сейчас…
Росинка прыгает вверх-вниз. Ворон продолжает спать.
Росинка тычется ему в лицо. Растягивает щеки.
– Почему ты спрашиваешь меня?
– Он мне не нравится.
– Довольно. Прекрати это. – Я поднимаю ее. Пчела пытается залететь в нос Ворона. –
– Потому что я так сказала.
– Нет – значит нет. – Я поднимаю Росинку, едва не роняя ее, когда губы Ворона внезапно начинают шевелиться. Два колебания. Слоги, как имя.
Оно не похоже на мое.
Что-то вспыхивает во мне. Я давлю это. Я не буду такой жалкой. Я выношу Росинку из комнаты Ворона, не оглядываясь.
Она обнимает меня за шею.
– Так вот почему ты здесь? Чтобы шпионить за мной для Надир?
Я останавливаюсь на полпути.
Мою. Не мою.
Не мою сестру.
Тем не менее есть часть меня, которая хочет укрыть ее, защитить, как тайну.
– Ладно, – наконец говорю я.
Пейзаж меняется. Мы в другой комнате, очень отличающейся от обители Ворона. В стенах больше воздуха, чем древесины. С балок свисают развернутые тростниковые циновки, их тени чередуются с полосами лунного света на бамбуковом полу.
Ку спит, и одну половину ее тела скрывает тень, другую – освещает луна. Она сбросила одеяло, ноги торчат из-под туники, как головки зеленого лука. Она снова и снова бормочет одни и те же слова:
– Вернись. Вернись. Вернись.
Я знаю, она просит не меня, а призрак Цилинь.
Вот еще кое-кто, кому я причинила боль.
Я присаживаюсь на корточки рядом с Ку, в горле у меня комок. Росинка кладет руку на мое согнутое колено.
– Да, – шепчу я и покрываюсь мурашками. На Юге никогда не бывает холодно, но ночью сыро, а Ку всегда легко простужалась, подхватывая все, что можно подхватить в приюте. Сквозь открытые стены дует сквозняк, и я сжимаю зубы. Где Цикада?
Пчелы Росинки поднимают одеяло за углы и перетаскивают его на Ку.
– Я думала, ты не сможешь это сделать.
– А Ворону суждено?
Росинка невинно улыбается.
– Все это просто какая-то бессмыслица, – фыркаю я.
– Это одна из составляющих жизни смертного. – Бояться потерять. Причинить им боль. Подвести их.
– Есть кое-кто еще, кто важен для меня, – говорю я, беря Росинку за руку. – Позволь мне показать тебе.
Я думаю о ее имени, и комната, залитая лунным серебром, тускнеет. Стены затвердевают, превращаясь в камень. Мы где-то под землей; факелы на земляных стенах отбрасывают свет на стол в центре. В его главе расхаживает юноша, стоящий на пороге вступления во взрослую жизнь. Он одет в фиолетовое, волосы собраны в пучок на макушке, длинная челка, разделенная на две части по бокам.
– Где Папоротник? – спрашивает он, поворачиваясь вполоборота. Свет факелов падает на его золотую маску.
– Уже в пути, Молодой Мастер.
«Молодой Мастер» продолжает вышагивать. Секунду спустя по двери стучат три раза – два длинных и один короткий. Люди бросаются открывать. Вновь прибывшего вводят внутрь и ставят перед мальчиком в маске.
– За тобой следили, Папоротник?
– Нет, молодой господин.
Мальчик кивает.
– Тогда начнем это заседание. Ты уже обращался к Синь Жэнь?
– Она отказывается кого-либо видеть, – говорит Папоротник. Он тоже в маске, как и все остальные, сидящие за столом. – Даже вашего отца за чаем.
– Ну а с ее названой сестрой ты связался?
– Нет.
– Мы что, зря кормим тебя рисом? – срывается мальчик, и Папоротник вздрагивает. – Старайся лучше.
– Да, Молодой Мастер.