Сын атамана

Такими были военные законы полковника Павлова и, немного зная о тактике будущих войн, я был с ним полностью согласен. Главная ценность любого государства – это люди, а все остальное вторично. Царь Петр, а затем и его преемники с преемницами, в «реальности Богданова», бессловесных русских крестьян никогда не щадили, и относились к ним как к скоту, и за это их потомок Николай Второй вместе с русским дворянством ответил в полной мере. Казаки, кстати, тоже круто пострадали, но там основную роль сыграла не классовая ненависть, а некоторые граждане отдельно взятой нации, испытывающие к ним ненависть на уровне инстинктов, и спесивые генералы Добровольческой армии, думающие и поступающие по ушедшим в небытие царским уставам и законам.

Что же касается дня сегодняшнего, то инновации Павлова это по сути своей копии старых русских военных традиций и степных законов Чингиз-хана, помноженные на огнестрельное оружие и здравый смысл. Наши казаки порой излишне рискуют и несут неоправданные потери. Судьба армии Поздеева тому яркий пример. А вот бурлацкие полки комплектовались людьми, которые ради воли половину России пешком прошли. И чем грозит излишняя горячность с лихостью или тупая рабская покорность царских полков, они знали не понаслышке. Поэтому подход к ним требовался особый. Иван Павлов такой подход нашел, войсковой атаман его тактику и военную организацию малых боевых групп одобрил, время на подготовку к боям у пехотных полков было, и теперь мы имеем, что имеем, то есть отличное пешее войско.

Видимо, Кондрат в этот момент тоже размышлял о чем-то подобном. Он дал команду своей охране чуть приотстать, подскакал к колонне пехотинцев и выкрикнул:

– Где Амос Макеев?

Комполка, некогда беглый крестьянин и разбойник, мужичок невысокого роста, с небольшой бородкой, и одной рваной ноздрей, вышел из колонны, приблизился и отозвался:

– Я здесь, атаман. Здравствуй.

– Здравствуй, Амос, – поприветствовал его Кондрат. – Гляжу, бодро идете?

– А чего нам… Люди мы к ходьбе привычные, припасы в обозе едут, а при нас только одежа, ножи, ружья и запас свинца с порохом, так что верст по тридцать за день проходим.

– Как кормят?

– Грех жаловаться, люди Зерщикова из обоза провиант выдают без промедления и обмана.

– Что твои люди, готовы к сражениям?

– Готовы, атаман, а сегодня еще беглецы от Воронежа встретились, и такие страсти рассказали, что мы этого Долгорукого и Боура с их псами, голыми руками рвать будем.

– И где эти беглецы?

– В Усть-Медведицкой остались.

– Ну ладно, – сказал атаман. – Вечером у меня на совет собираемся, так что, как остановимся, подходи без опозданий.

– Понял.

Макеев вернулся в строй полка, и отец помчался к передовым дозорам. Кондрат услышал про беглецов из Воронежа и решил, что в течение дня они нашему войску еще не раз попадутся, а значит, необходимо с ними переговорить. Ну, а мы, то есть я и ватажники, спрыгнули с коней и пристроились к бурлакам. Мне захотелось ноги размять, а парням было полезно послушать разговоры бурлаков и постараться самим, без разъяснений со стороны, понять их манеру боя. В будущем моим ватажникам это обязательно пригодятся.

– А что, молодцы, может быть, споем!? – услышали мы впереди окрик полковника Макеева.

– Споем! – ответили ему пехотинцы.

– Запевай!

По этой команде звонкий и сильный голос, где-то рядом с полковником, затянул:

«На Донце-реке, во казачьем городке,
Ой, да вот он, во казачьем городке».
И тысячи людей поддерживают запевалу:
«Появился, объявился Булавин – он Кондрат,
Ой, да вот, Булавин – он Кондрат;
Кондрат – парень не простак, а удалый он казак,
Ой, да вот, удалой он казак.
Кафтан, шитый серебром, сабля острая при нем,
Ой, да вот он, сабля острая при нем.
Сабля острая при нем, а глаза горят огнем,
Ой, да вот он, а глаза горят огнем»…

Так я впервые услышал песню про моего отца Кондрата Булавина. Память народная, она дорогого стоит, сотни лет проходят, а люди помнят, кто есть кто, и кем он был.