Сын Яздона

– Тысячи людей будут взывать к Богу о мести за этот огонь! Этот огонь, который ты устроил! Господь терпелив – он ждёт! Дал Он тебе тюрьму, как напоминание, дал тебе поражения, чтобы опомнился, дал унижение, как знак, что зовёт тебя к себе. Ты глухой и слепой, Павел! Слушай глас Божий! Я, несчастная, запятнанная и соблазнённая, люблю тебя ещё, но любовью, которая желает спасти! Вырви мою душу из пламени, спаси свою! У тебя ещё семь лет для искупления, мне объявил это Бог на молитве, столько тебе жить осталось. А! Для твоих грехов этого мало… Я вижу их как чёрные пятна, которыми покрыта твоя душа.

Епископ слушал, спрятав голову в ладонях, одновременно с тревогой и гневом. Он сдерживался, чтобы не вспылить. Он смягчался, а старая привычка к греху возобновляла в нём сопротивление и отгоняла раскаяние.

Теперь зарево пожара попадало во все окна, оно осветило всю комнату; им уже было облито лицо Беты. Вид этого огня вместо того, чтобы пробудить в нём жалость, ввёл в какое-то безумие.

– Прочь! – воскликнул он. – Прочь, негодяйка! Почему не оставишь меня в покое? Не к покаянию хочешь меня привести, а к греху? Уйди с глаз долой, иначе прикажу тебя слугам…

– Твои слуги ничего мне не сделают, потому что Бог меня защитит! – сказал она спокойно. – Не на грех, но к покаянию тебя веду. Павел! Павел, сжалься над собой!

Этот стон, вместо того, чтобы разволновать Павла, пробудил в нём ещё больший гнев. Хотел позвать людей, ему было стыдно. Не зная, что делать, он с поднятыми кулаками бросился на неё и уже хотел ударить. Бета, закрыв глаза, даже не вздрогнула, не испугалась. Стояла на коленях и молилась.

Павел, уже шагавший к ней, отступил, руки его опустились.

В гневе он как безумный хотел убежать, когда Бета схватила его и удержала.

– Убей меня! Если кровопролитие вызовет раскаяние и покаяние! Убей меня! – воскликнула она.

Всё больше чувствуя тревогу, епископ так сильно выдернул одежду из рук Беты, что та упала на пол. Он слышал, как она ударилась головой о твёрдый пол, но взглянуть уже не посмел, бежал закрыться в своей комнате, и упал на кровать почти бесчувственный. Он тяжело дышал, оглядываясь вокруг, боялся погони.

И тут уже отблеск пламени был всё сильнее.

Весь двор был освещён, город горел сильным пламенем, ветер, который поднялся, разносил искры и головни туда, где деревья охраняли дома. Епископ уже слышал треск горящих неподалёку домов, шум солдат, которые криками приветствовали новое пламя. А в душе чувствовал некий смертельный страх.

Ему казалось, что там, в этой комнате, от которой заперся, лежит труп женщины. На него нелегко было нагнать тревогу – сейчас он не узнавал себя. Пророчество о семи годах жизни настойчиво звучало в его ушах. Раскрыла ли эта женщина тайну будущего?

Семь лет – семь лет покаяния! Всё будущее стояло у него перед глазами – сердце заплыло горечью.

Жизнь казалась ему напрасной, чёрной, запятнанной, несчастной, но покаяние отталкивал.

– Не знаю, для покаяние слишком поздно, или слишком рано, но для мести есть ещё время.

Он хотел засмеяться, но из его глаз потекли слёзы.

Затем начали сильно стучать в дверь, которую он за собой запер. За ней он узнал голоса своих придворных, капеллана и Качора. Он испугался, а что, если нашли убитую… Кричали всё громче.

– Горит! Горит!

Ксендз Павел вскочил. В окно уже запрыгивали искры, горький дым ломился внутрь. Он подбежал к двери, отворив которую, увидел, что большую комнату охватило пламя. Через окна влетали в неё огненные языки и лизали стены. Вокруг суетились люди, вынося вещи и инвентарь, челядь вытягивала из сараев коней. Дом и ближайшие постройки горели.

Он сам этот приговор – на костёр – выдал себе.

Не заметили, как загорелась деревянные покрытия, а когда их охватил огонь, спасать было слишком поздно. Епископ поглядел вглубь комнаты. На освещённом полу, там, где стояла на коленях Бета, он увидел кровавое пятно, в котором отблеск огня отражался рубиновым цветом. Трупа не было.

Павел восстановил хладнокровие и с людьми, которые его поймали, выбежал, спасая жизнь. Те, что его провожали, не заметив на полу кровь, вели его прямо на неё; нога подскользнулась – но затем он оказался во дворе спасённый. Туда уже бежали Жегота, Варш и другие, которые беспокоились за своего вождя, и, увидев его, окружили с радостными криками.

Епископ, пренебрегая пожаром в своём доме, когда трудно было найти карету, приказал подать себе коня. Вокруг открывалось страшное, но величественно красивое зрелище. Море пламени, облака кровавого дыма, звёзды тысячи искр. Пожар, как чудовище, жаждущее жертвы, колыхался, вытягивал огненную шею, хватал и пожирал то, к чему прикасался. На этом золотом фоне башни костёлов, стены, не затронутые ещё, стояли как чёрные гиганты. Вдали виднелся Вавель, освещённый заревом, а на валах его было тысячи голов, тысячи заломленных рук.