Сын игромана

Другой мальчонка взволнованно передернул плечами. Все его сомнения читались на худеньком выразительном личике, ясно говорившем о том, что поддержка ему нужна, просто необходима. Однако он боялся, что его не поймут. Иначе говоря, не испытывал доверия к Артуру Федоровичу.

– Может быть, тебе трудно начать? – спросил психолог как можно мягче. – Давай сделаем по-другому: я задаю вопросы, а ты на них отвечаешь. Согласен? – мальчуган не без внутреннего усилия кивнул. – Вот и прекрасно. Скажи мне, с кем ты живешь?

– С мамой! – ответил он и почему-то вздрогнул.

– Только с мамой?

– Еще с отцом, – вмешался пастушок. – У него отец есть, дядя Павел. Что ж ты не говоришь, Тимыч, когда тебя спрашивают!

– Подожди, Славик, – рука Артура Федоровича потянулась погладить классическую овальную головку белокурого пастушка и все-таки вернулась с полпути на место. – Вот когда ты, мой красавчик, будешь рассказывать о себе, тогда мы будем слушать тебя. А сейчас рассказывает твой друг. Какие у тебя отношения с мамой? – спросил он Тимку.

– Хорошие, – выдавил из себя малыш.

– Совсем хорошие? Или все-таки что-то не так?

– Мне жалко маму, – угрюмо признался он.

– А что, ей трудно живется?

– Да. У нас, знаете… – и после этих слов Тимка замолчал. Он еще дважды начинал шевелить губами, собираясь заговорить, но так ничего и не выговорил.

– Понятно, – вздохнул Артур Федорович. – Не хочешь рассказывать, твое дело. Только я в таком случае не смогу тебе помочь…

– Так нечестно, Тимыч, – насупился не промолчавший минуты Славик. – Мы ведь договорились, что ты расскажешь…

– А я расскажу! – заявил вдруг мальчуган. – Про маму я, пожалуйста, расскажу… Она сирота. Ее мать когда-то влюбилась в артиста, родила ее, а сама от тоски погибла. То есть ее деревом в тайге привалило, но это и случилось от тоски. В общем, она умерла.

Сведения были впечатляющими. Непосредственный Славик так и сидел, приоткрыв рот от сильного впечатления. Да и Артуру Федоровичу стало немножко не по себе. Что ни говори, ситуация была знакомой: девушка влюбилась в артиста и родила от него ребенка… А артист, конечно же, не остался там, где это произошло, – где-нибудь в провинции, столь хорошо известной Артуру Федоровичу, в каком-нибудь отдаленном городке либо поселке, где зрители сморкаются во время спектакля и в ладоши хлопают гулко, а иногда притопывают в такт музыке кирзовыми сапогами… Впрочем, сейчас, конечно, другая публика; вот только девушки, вероятно, так же липнут к артистам, словно мухи к меду.

– Значит, твоя бабушка влюбилась в артиста, – задумчиво повторил он. – И как же его звали?

– Кого? – глядя исподлобья, уточнил Тимка.

– Ну, твоего деда.

– Не знаю. Я их никогда не видел, ни деда, ни бабушку.

Артур Федорович понял, что его любопытство было в данном случае непрофессиональным. Да и что изменилось бы, назови мальчик какое-нибудь имя? Оно не имело отношения к психологии, разве что к психологии самого Артура Федоровича. Его разогревшееся воображение уже нарисовало картину, где он узнавал себя в молодости, когда еще не был привержен порочной страсти и гулял, как положено, с девушками. Одна из них после его отъезда родила ребенка – мать Тимки. Соответственно, этот угнетенный и мужественный малыш становится его неопознанным до сих пор внуком.

– Значит, не знаешь, как звали дела? – повторил Артур Федорович. – Но ведь это отец твоей мамы. Мамино отчество ты ведь должен знать!..

– Его маму зовут Ирина Александровна, – снова вмешался пастушок.

Значит, Александровна!.. Судьба приняла затеянную Артуром Федоровичем игру, дразнит его слабенькой, почти нереальной надеждой на чудесное обретение потомства. Жалко, что он тогда еще не переделал себя в Артура: как ни говори, Артуровна более редкое отчество, оно дало бы лучшие шансы на продолжение игры… Нет, не жалко, тут же мысленно поправил себя Артур Федорович. Ведь Александр – его настоящее имя, данное ему родителями. Мир устал от подмен: лживых слов, суррогатных чувств, нелюбимых профессий, браков по расчету и прочее. Так вот пусть в этот океан лжи упадет капелька искренности: старый артист, жаждущий оказаться дедом, не пожалел, что в далекие времена его еще звали настоящим именем. Даже если он никогда не узнает, доводится ли ему внуком этот чудесный мальчуган, отважно борющийся со своими трудностями… Потому что Александров в России пруд пруди, и установить личность Тимкиного деда столь же трудно, как отыскать в стогу сена иголку. Или в стогу соломы – ведь ясно, что он цепляется в этой нелепой игре за соломинку…

– Знаете что, мы сейчас, наверно, пойдем, – услышал Артур Федорович голос пастушка, соскучившегося от ничегонеделанья. – Мы вообще приходили за сменной обувью. Тимка забыл ее в классе, но я уже нашел! – Славик победоносно поднял над головой мешок с нашитой на него надписью «5А, Лучинин».

Не дожидаясь команды, внутренний компьютер Артура Федоровича моментально включил сигнал поиска, обращенный в глубины памяти. Теперь он проверял своих давних знакомых на фамилию, глядящую с детского мешочка для обуви. Не было ли у него какой знакомой Лучининой?