Сын Красного Корсара. Последние флибустьеры

– Мы унесем лодку у него из-под носа, – сказал Мендоса. – Вперед, и держите палец на спусковом крючке. Я уверен, что дело пахнет порохом.

Низко пригнувшись к земле, все еще ведомые индейцем, они пошли через дюны, пока не оставили за собой костры испанцев. Перед ними на песке стояло каноэ. Одного толчка хватило бы, чтобы оно оказалось в воде.

– Кого-нибудь видишь? – спросил дон Баррехо у индейца, не перестававшего оглядываться по сторонам.

– Да, чья-то тень.

– Человек?

– Наверняка.

– Тот, который сторожит каноэ?

– Я так думаю.

– Мендоса, ты ведь всегда хвалишься меткостью своих выстрелов, не так ли?

– Иначе мне не было бы места среди флибустьеров, – ответил баск.

– Убери-ка этого человека, а мы тем временем столкнем в реку каноэ.

– Мне хватит одной пули.

Он уперся ногой в твердый песок дюны, поднял аркебузу и с большим тщанием прицелился в тень, видневшуюся возле каноэ. Дон Баррехо и другие готовы были броситься вперед, чтобы ввязаться в ожесточенное сражение ради захвата судна, куда более управляемого, чем плот.

Тишину ночи разорвал звук выстрела. Послышался крик:

– К оружию!..

Но часовой упал, сраженный меткой пулей баска.

В лагере испанцев послышались крики:

– К оружию!.. К оружию!..

Двое гасконцев и индеец, проворные как белки, столкнули в воду каноэ, а баск побежал к ним.

– Стой!.. – завыли пять-шесть голосов. – Стой!..

– Сейчас!.. Поймайте-ка нас! – крикнул в ответ дон Баррехо, отталкиваясь от берега веслом.

Раздалось несколько выстрелов из пистолета, но расстояние, к счастью для беглецов, уже было слишком большим.

– Правьте на середину!.. – крикнул Мендоса, схватив аркебузу де Гюсака и выстрелив во второй раз.

Стремительное течение подхватило каноэ, а волны вытолкнули его в правый рукав Маддалены. Не прошло оно и сотни метров, как вдалеке, вверх по течению, послышались выстрелы.

Еще одно каноэ неслось по серебрящимся водам Маддалены. В нем находились три человека.

– Там ли маркиз? – спросил дон Баррехо с некоторой тревогой. – Мендоса, ты все еще уверен в своей меткости?

– Да, если мессер Вельзевул не махнет хвостом, – ответил баск.

– У меня слишком много счетов с его превосходительством сеньором маркизом, моим соотечественником.

– Попробуем преградить им дорогу тремя выстрелами, – предложил баск, перезаряжая аркебузу. – Они еще далеко, но хороший стрелок вроде меня может достать их с двух тысяч шагов. Пусть подойдут поближе.

А со второго каноэ, несшегося с огромной скоростью по реке, беспрестанно палили. Трое находившихся в лодке людей, встревоженных криками своих товарищей, стреляли наугад, в надежде на случайное попадание. Но – увы! – они не были ни флибустьерами, ни буканьерами, и пули пролетали слишком высоко.

– Теперь твой черед, Мендоса, – грубо сказал дон Баррехо. – Сердце мне подсказывает, что в той лодке сидит маркиз, тот самый маркиз, который убил освободившего меня старого сержанта, моего соотечественника.

– Лодку сильно качает.

– Соверши чудо, дружище. Корабли флибустьеров тоже испытывают бортовую и килевую качку, тем не менее пули всегда находят цель на мостиках галеонов.

Баск взглядом оценил расстояние.

– По меньшей мере полторы тысячи шагов, – сообщил он. – Тут бы нужен был Буттафуоко. Во всяком случае, я попробую, чтобы успокоить тебя.

Он вытянулся на кормовой банке; упором аркебузе служил борт. А тем временем каноэ все яснее обрисовывалось на серебрившейся под луной поверхности реки.

– Готов? – спросил дон Баррехо, которого, казалось, охватило странное возбуждение.

– Молчи!.. – отрывисто сказал Мендоса. – Не приставай в такой важный момент. Не знаю, там ли маркиз, но дуло моего ружья его ищет. Я тоже ненавижу этого человека, приказавшего повесить знаменитого Красного Корсара. Замолчите все!

Дон Баррехо, де Гюсак и даже индеец словно онемели и больше не заботились о своем суденышке, которое неслось по крутым волнам. Они повернулись к великолепному стрелку, следя за каждым его движением.

А бурный поток по-прежнему зловеще шумел.

Мендоса дважды поднимал аркебузу, чертыхаясь на бешенство волн, потом выстрелил.

– Промазал, – сказал он. – Дай-ка мне твою аркебузу, дон Баррехо, а ты, де Гюсак, приготовь свою. Так я проверю все ружья… Молчите!

Он взял ружье, протянутое ему грозным гасконцем, и снова начал целиться, тогда как каноэ испанцев продолжало подскакивать на волнах.

Раздался второй выстрел, а за ним – крик. На каноэ осталось лишь двое испанцев.

– А что, если маркиз убит? – спросил дон Баррехо.

– Луна светит ярко, но мои глаза не могут различить людей в каноэ.

Гасконец повернулся к индейцу:

– Ты, который все знает, чувствует и слышит, можешь ли ты сказать мне, кто убит? Молодой или старый?

Краснокожий поглядел на него, как смотрят на безумца, потом пожал плечами и сказал с легкой иронией:

– Я больше ничего не чувствую и не вижу.

– Стреляй, Мендоса!..

– Неужели на тебя нашло кровавое бешенство? – спросил баск.

– Там, в лодке, маркиз.

– Кто тебе это сказал?

– Никто, но я порой что-то могу предчувствовать, словно этот индеец.