Сын цирка

«Танец павлина» исполняли во всех индийских цирках, поскольку павлин – это национальная птица Индии. В «Большом Королевском цирке» Суман всегда играла женщину из легенды, чей возлюбленный забыл ее под действием колдовства. Надев колокольчики на лодыжки и запястья, она танцует в лунном свете с двумя павлинами.

Но в «Танце павлина» доктора Даруваллу занимала не красота Суман и не эти две маленькие девочки. Ему всегда казалось, что эти маленькие девочки-павлины на грани гибели. Музыка танца была негромкой и жутковатой, а издалека, за ареной, раздавались рыки львов. В темноте их выпускали из клеток в длинный туннель в виде трубы-решетки, которая выходила к арене. Львы ненавидели этот туннель. Они начинали бороться между собой, потому что им было тесно и они не могли ни вернуться в клетки, ни выскочить на арену. Фаррух всегда представлял, что один из львов сбежит. И когда девочки-павлины закончат танец и отправятся в палатку к своей труппе – там, в темном переходе, сбежавший лев настигнет их и убьет.

После «Танца павлина» разнорабочие устанавливали на арене клетку для львов. Для того чтобы отвлечь зрителей от утомительной сборки клетки и установки обручей, которые будут подожжены, в открытом крыле главного шатра исполнялся номер с мотоциклами. Мотоциклы так безумно трещали, что никто бы не услышал крики девочек-павлинов, если бы лев действительно вырвался на свободу. Мотоциклы носились в противоположных направлениях внутри шара из стальной сетки. Номер назывался «Глобус смерти» – потому что при столкновении оба мотоциклиста вполне могли бы погибнуть. Однако доктору Дарувалле представлялось, что номер так назван для того, чтобы за треском моторов никто не услышал, что произошло с девочками-павлинами.

Когда он впервые увидел Суман, она помогала девочкам обрядиться в костюмы павлинов и казалась их матерью, хотя своих детей у нее не было. Но Фарруху также показалось, будто Суман одевает маленьких девочек в последний раз. Когда они убегут с арены и начнется номер «Глобус смерти», сбежавший лев уже будет поджидать их в темном проходе, ведущем к палаткам труппы.

Быть может, если анализ на СПИД будет отрицательным, то Мадху станет девочкой-павлином в «Большом Голубом Ниле». В любом случае, думал доктор Дарувалла, подтвердится ли подозрение на СПИД, или она станет девочкой-павлином, у Мадху мало шансов на благополучный исход. Девочки мистера Гарга нуждались в чем-то большем, чем лечение тетрациклином.

Сомнительная цитата из Мартина Лютера

Мартин Миллс настоял на том, чтобы остаться рядом с доктором и наблюдать за его рутинной работой, поскольку одержимый провозгласил – еще даже до того, как увидел единственного пациента доктора Даруваллы, – что доктор выполняет «работу Господа». В конце концов, есть ли что-нибудь ближе к Христову делу, чем лечение детей-калек? Прямо-таки заодно со спасением их маленьких душ, хмыкнул Фаррух. Доктор Дарувалла разрешил миссионеру следовать как тень за собой, только чтобы проследить за выздоровлением одержимого после побоев. Доктор с тревогой допускал, что у схоласта могла быть серьезная травма головы, но Мартин Миллс настойчиво опровергал эту идею. Казалось, его частичное сумасшествие не имело отношения к травме, – скорее, оно было результатом слепой веры и системного образования. К тому же после испытаний на Фэшн-стрит доктор опасался отпускать Мартина Миллса, чтобы тот свободно шлялся по Бомбею, однако у доктора пока не было времени отвезти сумасшедшего во вроде как безопасную обитель Святого Игнатия.

На Фэшн-стрит иезуит был в абсолютном неведении по поводу того, насколько он похож на Инспектора Дхара, свежие плакаты с которым были расклеены над прилавками вещевого базара. Зато миссионер заметил рекламу другого кинофильма – рядом с «Инспектором Дхаром и девушками в клетушках» был постер «Смертельного желания» с Чарльзом Бронсоном, причем такого же размера, как Дхар.

– Похож на Чарльза Бронсона, – заметил иезуит.

– Это и есть Чарльз Бронсон, – пояснил Фаррух.

Сам миссионер не видел своей схожести с образом Инспектора Дхара. Однако торговцы одеждой смотрели на иезуита недобрыми глазами. Один даже отказался продать ему что-либо, но схоласт предположил, что у купца нет товара нужного размера. Другой торговец закричал Миллсу, что его появление на Фэшн-стрит – всего-навсего ловкий ход для раскрутки фильма. Должно быть, он так подумал, видя, что миссионер упорно носит на руках нищего калеку. Ругался он на языке маратхи, и мальчик с раздавленной слоном ногой в порядке обмена мнениями плюнул в сторону товаров купца.

– Так-так, даже если тебя бранят, просто улыбайся, – сказал Мартин Миллс мальчику-калеке. – Вырази им свою доброжелательность. – Должно быть, иезуит подумал, что причиной такого выпада был Ганеш со своей уродливой ногой.