Сын цирка

Мистер Гарг выпрямился и встал навстречу Фарруху. Дети-калеки в приемной разглядывали его шрам, но доктор обратил внимание лишь на желтоватые белки глаз Гарга, с рыжевато-карими, как у льва, радужками, по контрасту с которыми особенно черными казались зрачки. У Гарга были такие же глаза, как у Мадху. Доктор мимоходом подумал, не родственники ли они.

– Я приехал сюда первым – еще до них, – прошептал мистер Гарг.

– Не сомневаюсь, – сказал доктор Дарувалла.

Если в львиных глазах Гарга и читалось чувство вины, то лишь поначалу. Смущенная улыбка напрягла его обычно безвольный рот, а в голосе зазвучало что-то конспиративное.

– Хм… догадываюсь, вам уже все известно про меня и Мадху, – сказал Гарг.

Что можно сказать такому человеку? – подумал доктор. Он понял, что Дипа и Вайнод, и даже Мартин Миллс, были правы: пусть все

девочки будут акробатками в цирках (хоть в том же «Большом Голубом Ниле») – даже если они будут там падать и разбиваться насмерть. Пусть их растерзают львы! Ведь было совершенно ясно, что Мадху – еще ребенок, и так же ясно, что она – проститутка, хуже того – девочка мистера Гарга. На самом деле сказать было нечего. Лишь сугубо профессиональный вопрос пришел доктору Дарувалле на ум, и он задал его со всей возможной прямотой:

– У вас нет аллергии на тетрациклин?

17 Странные обычаи

Южная Калифорния

Лежа в келье миссии Святого Игнатия, Мартин Миллс страдал от бессонницы – на новом месте это была вечная его проблема. Поначалу он, по совету святой Терезы из Авилы, попытался выполнить ее любимое духовное упражнение, позволявшее ей испытывать на себе любовь Христа. Но даже это средство не помогало новому миссионеру. Следовало представить, что на тебя смотрит Христос. «Mira que te mira, – говорила святая Тереза. – Смотри, как Он на тебя смотрит». Но, пытаясь изо всех сил увидеть это, Мартин Миллс не испытывал успокоения – сон не шел.

Ему была противна память о многочисленных спальнях, в которых его ужасная мать и жалкий отец заставляли его спать. И все потому, что Дэнни Миллс переплатил за дом в Уэствуде, расположенный рядом с кампусом Калифорнийского

университета Лос-Анджелеса, так что семье редко удавалось в нем пожить – его постоянно приходилось сдавать кому-нибудь в аренду. Эта довольно часто возникающая для супругов возможность жить порознь также способствовала распаду семьи. Маленький Мартин всегда скучал по одежде и игрушкам, которые почему-то оказывались во временном пользовании постояльцев дома в Уэствуде, – об этом доме он мало что помнил.

Гораздо лучше он помнил свою няню – студентку из университетского кампуса, которая, схватив его за руку, то и дело стремительно тянула за собой по бульвару Уилшир, обычно пренебрегая пешеходными переходами. У нее был приятель, который бегал по беговой дорожке университетского стадиона; няня подходила с Мартином к стадиону, и они смотрели, как ее бойфренд знай нарезает круги. Она так крепко держала Мартина за руку, что у него болели пальцы. Если обилие автомашин на Уилшир вынуждало слишком поспешно пересекать бульвар, то ладонь Мартина пульсировала от боли.

Всякий раз, когда Дэнни и Вера уходили куда-нибудь по вечерам, Вера настаивала, чтобы Мартин спал в комнате няни, где были две односпальные кровати; остальная часть ее закутка представляла собой крошечную кухоньку – своего рода уголок для завтрака, где черно-белый телевизор и тостер делили между собой небольшое пространство кухонной стойки. Здесь няня сидела на одном из двух барных стульев, поскольку для нормальных стульев и стола места не было.

Часто, лежа в спальне с няней, Мартин Миллс слышал, как она мастурбирует. Окна всегда были закрыты, и в комнате постоянно работал кондиционер; проснувшись утром, Мартин догадывался, что она мастурбировала, по запаху от пальцев ее правой руки, когда она гладила его по лицу и говорила, что пора вставать и чистить зубы. Затем она отвозила его в школу, управляя машиной в той же безумной манере, с какой таскала его за собой, пересекая бульвар Уилшир. На выезде со скоростной автострады Сан-Диего няня, словно от напряжения, судорожно вздыхала, что напоминало Мартину Миллсу звук, который она издавала при мастурбации; перед этим выездом Мартин всегда закрывал глаза.